– По свежему следу и один человек управится, троим делать нечего, – ответил старик и, подтащив к себе бердану, стал разбирать ее.
Только теперь я рассмотрел это оружие. Ствол ружья сверху поржавел, внутри образовались глубокие раковины. Затвор явно не от берданы, без выбрасывателя, в гнезде не держится, и Улукиткан носит его в кармане завернутым в тряпочку или привязывает тоненьким ремешком к спусковой скобе. Ложе стесано донельзя, сбито гвоздями, стянуто проволокой и жестью от консервной банки, а край к тому же еще и обгорел. По всему видно, что ружье прошло вместе со стариком большой и длительный путь, бывало в огне, под дождями и бурями. Оно, несомненно, знало много и удач и промахов. Поржавевшее, горбатое, с латками, оно внешне даже похоже на своего хозяина. Ложе берданы исписано разными иероглифами: тут и веточки, и крестики, и рожки, и кружочки, и много других знаков, смысл которых понятен только старику. Они, несомненно, обозначают какие-то знаменательные события, охотничьи приметы и трофеи Улукиткана. Словом, это своеобразная летопись охотника-эвенка.
Старик, порывшись в потке, достал кабарожью берцовую кость, раздробил ее ножом, выскреб мозг и стал им смазывать сверху бердану.
– Дай-ка я по ней протиркой пройдусь да кипяточком нутро всполосну, иначе она у тебя заговорит! – предложил Василий Николаевич.
– Однако, не нужно, Василь, фарта не будет, так лучше. Старому оленю хоть три раза в год шерсть меняй, все одно не помолодеет!
– Как ты не боишься с ним охотиться, задерет тебя когда- нибудь медведь, – сказал тот, с удивлением разглядывая ружье.
– Привычно. Когда стреляю, немножко глаз закрываю, а чтоб не отбросило, лучше спиной к дереву прислониться.
– Значит, было уже?
– У-у, сколько раз! Его привычка шибко плохой, то осечку даст, то пулю не туда бросит, все равно, что старый люди.
– Ты бы сменил его, хорошие же ружья есть, чего мучаешься…
Улукиткан бросил на Мищенко недоуменный взгляд.
– Эко мучаюсь, зря говоришь, Василь. Его характер я хорошо знаю. Новых ружей много, да не нужно, – и старик, отодвинувшись от печки, еще долго возился с берданой.
Вечером из штаба по рации предупредили, что у микрофона Пашка.
– Здравствуйте, дядя, – пропищал он дрожащим голоском в трубку. – Я пришел, слушаю вас.
– Здравствуй, Пашка! Беда случилась в экспедиции. В одном подразделении вышел из строя инструмент, работа приостановилась. Нужно во что бы то ни стало найти паутиновый кокон паука-крестовика, в крайнем случае – самого паука в живом виде. Здесь в тайге люди найти не могут. Надежда на тебя, выручай!
– А какой это кокон и где его искать?
– Его плетет самка паука из тонкой паутины и откладывает в нем свои яйца. В августе паучки выводятся и разбегаются, а кокон остается на месте. Величиной он с воробьиное яйцо, чаще бывает в сухих дуплах и под корою сосновых деревьев, но бывает и под крышей бань, на чердаках. Расспроси дедушку, он подскажет тебе, где скорее найти. Если тебе нужно будет на день отлучиться, Плоткин договорится со школой. Понял?
– Понял. А если я паука не найду, тогда совсем приостановится работа? – вдруг спросил он.
Я догадываюсь, почему он об этом спрашивает: в случае удачи его волей-неволей признают в штабе, станет своим человеком, сможет чаще забегать туда за новостями. Да и кладовщик Иван Алексеевич будет пускать его как своего на склад, где так много удивительных вещей, инструментов, ящиков с печеньем, конфетами.
– Да, работы остановятся, – ответил я. – Так уж ты не подводи меня, постарайся… А как твои дела с арифметикой? Как здоровье дедушки? Мы на-днях в горах убили крупного барана, с большими рогами, осенью привезу в штаб, посмотришь. Кажется, все. Подтверди мне согласие заняться поиском паутины и что нужно для этого.
Вместо Пашкиного писка в трубке послышался знакомый голос штабного радиста:
– Пашка удрал. Едва вы спросили про арифметику, его как водой смыло… Тут вам сообщения…
Выяснилось, что в верховье Зеи, где базируется партия Лемеша, река еще покрыта льдом, на который и можно посадить маленький самолет. Но летчика смущает высота Станового в том месте, где он должен перелететь хребет. Не надеется на мотор. Я предложил обойти приподнятую часть хребта Майской седловиной. Летчик согласился. Договорились, если паутину найдут, самолет сделает посадку на реке Зее, заправится там и полетит к лагерю Макаровой и сбросит вымпел с необычной посылкой. Всю эту операцию надо проделать в ближайшие два дня, позже «аэродром» на Зее не сможет принять машину.
Рано утром меня разбудил Улукиткан. Я встаю, одеваюсь, пью чай, и мы покидаем лагерь. За плечами рюкзаки и ружья. Из-за пологих гор брызнул рассвет. Оконтурился далекий горизонт, расступились отроги, поредела тайга. Идем неторопливо. Лыжи шумно крошат наст.
На устье распадка нам попался след медведя, хорошо заметный на снегу. Старик внимательно осмотрел его, ощупал пальцами и устремил заблестевший взгляд вперед.
– Только что прошел, эко добра много понес, – сказал он, покачивая головой.