В тисках Джугдыра

– Кончил? – спрашиваю я Улукиткана, когда он снял наушники.

– Все говорил. Еще много новости есть. Нынче промысел там за хребтом хороший был, охотники белки дивно добыли, сохатых, сокжоев…

– А о пауке ты рассказал?

– У-ю-ю… забыл! Зови его обратно, Геннадий, говорить буду. Старая голова, все равно что бэвун [43], ничего не держит. Давнишний привычка остался. Человека встретишь тайге, надо послушать, какой новости он несет издалека, и свои ему рассказать. Так раньше эвенки узнавали друг о друге, о жизни людей, кто куда кочевал, кто умер, какое несчастье пережил народ. Так узнали и о революции, о новых законах. Человек с большими новостями почетный гость был, ему лучшая кость за обедом и самый крепкий чай. На хорошего гостя даже собаки не лаяли.

– Тебя, Улукиткан, слушают. Бери микрофон, – перебивает его Геннадий.

Старик усаживается к трубке и долго говорит на своем языке.

Полночь. Все спят. В палатке горит свеча. Я просматриваю радиограммы, накопившиеся за время нашего отсутствия, пишу ответы, распоряжения. В подразделениях экспедиции обстановка за эти дни мало изменилась. Работы разворачиваются медленно, мешают глубокие снега и наледи. Есть и неприятности. В топографической партии на южном участке одно подразделение, пробираясь по реке Удыгиху, провалилось с нартами под лед. Оленей спасли, а имущество и инструменты погибли. Нужно же было людям пройти длительный, тяжелый путь по горам, почти добраться до места работы и попасть в ловушку! Потерпевших подобрали геодезисты, случайно ехавшие по их следу. В первый же день летной погоды этому подразделению сбросят с самолета снаряжение, продовольствие и одежду.

– Сколько времени? – спрашивает, пробуждаясь, Василий Николаевич и, не дожидаясь ответа, вылезает из спального мешка. – Куда думаете направить Трофима? – вдруг задает он беспокоивший его даже и ночью вопрос.

– В отпуск. Здоровье у него вообще неважное, после воспаления легких в тайге долго ли простудиться. Да и Нина будет, наверное, обижена его отказом приехать за нею.

– Не поедет он туда, зря хлопочете, – возражает Василий Николаевич.

– Это почему же?

– По себе сужу – не поедет. Знаю, истосковался он по тайге, по работе, а вы ему навязываете отпуск, женитьбу. Зря это. Нина подождет. Не к спеху.

– Не о женитьбе беспокоюсь, а о самом Трофиме, не было бы ему хуже. Не знаю почему, а все боюсь я, Василий, за него. Вот и взрослый стал и войну прошел, а боюсь… Как будто все еще мальчишка он.

– Ну, уж выдумали тоже, мальчишка! Смешно даже… Трофим своим умом, наверное, прикинул, что к чему, и уж ежели решил ехать в тайгу, не удержите. Он ведь что наметит – жилы порвет, не отступит. Характер такой, – убежденно говорит Василий Николаевич.

Я достал радиограмму, адресованную Королеву, с предложением ехать в отпуск и разорвал ее, но новой не написал, отложил до утра.

В эту ночь думы о Трофиме долго не давали мне уснуть.

Утром Улукиткан с Василием Николаевичем ушли на лыжах в левобережный распадок искать сохатого. Я весь этот день был занят поисками паутины для инструмента Макаровой. В ее подразделении за сутки ничего не изменилось. Паука не нашли, старые же нити и после нагрева их электрической лампочкой не натянулись. Не было пока никаких сообщений от Хетагурова.

Неожиданно вспомнился Пашка, верткий, пронырливый, маленький таежник с ястребиными глазами. Уж кому-кому, а Пашке, конечно, известны близ Зеи все сосновые боры, лесные закоулки, старые дупла. Мне живо представилось, как он бежит опрометью к зимовью, чтобы сообщить дедушке Гурьянычу, какое важное дело доверила ему экспедиция и как они вместе тотчас займутся поисками пауков и кокона…

Вызываю по рации Плоткина. Рассказываю ему о случившемся, поручаю организовать поиски кокона в городе, на чердаках, в сараях, кладовых и в случае успеха подумать вместе с летчиком о доставке кокона Макаровой. С Пашкой же решил говорить сам. Плоткин обещал вызвать его вечером на рацию.

Сегодня после полуторамесячного перерыва я снова услышал голос Трофима. Мы долго беседовали с ним по радио. По тому, как раздраженно он отвечал на предложение ехать в отпуск, я понял, что уговорить его невозможно, прав был Василий Николаевич. Оказывается, Трофим уже договорился с Ниной. Она приедет осенью в Зею. Казалось бы, все устроилось как нельзя лучше, но неясная тревога не покидала меня, когда я подписывал распоряжение об откомандировании Трофима в партию Лемеша.

Ни с чем вернулись под вечер наши охотники. В ближнем распадке зверя не оказалось. Но, спускаясь с отрога к лагерю, они случайно наткнулись на свежий след крупного быка-сокжоя. Он прошел вершиной лога, направляясь к реке Удюма.

– Его, однако, мяса много таскает с собою, завтра следить надо, – сказал Улукиткан, сбрасывая с плеч старенькую, как и сам он, бердану и устало опускаясь возле печки.

– Может, далеко уйдет, не догнать? – усомнился я.

– Попробуем, удача не птица, сама не прилетит. Пойдешь? – неожиданно обратился старик ко мне.

– Как с паутиной, – если уладится, пойдем.

– А меня не берешь? – с некоторой обидой спросил Василий Николаевич.