В тисках провокации. Операция «Трест» и русская зарубежная печать

Я был и остаюсь сторонником террора. Он сыграет большое, может быть, решающее значение. Разумеется, все это советские выдумки и враки, что террор, мол, организуется из-за границы. Ничего подобного. Наоборот, мы всячески удерживаем пылкую молодежь от подобных шагов. Террор в России возник не по приказу каких-нибудь организаций. Он родился сам собою — в глубинах той ненависти, которую вызвали в народе и воспитали своим режимом большевики. В этом и весь ужас положения для них, вся тяжесть. Они знают, что никакими мерами, никакими наказаниями его не остановить. В сущности трусливые, все эти жалкие людишки, примостившиеся у жирного коммунистического пирога, испугались. Они стали дрожать за жизнь. Верхи еще пытаются успокоить, утешить. Все это, мол, идет из-за границы. Они знают, что это неправда, сами себя они не должны обманывать, но они пытаются избежать паники. Потому и самые факты покушений и террористических актов скрываются, замалчиваются. Но как ни тщательно охраняют они границы — и из задавленной большевицким сапогом России проникают к нам за границу голоса — и мы знаем правду…

И террор уже принудил большевиков идти на уступки. Они пытаются сговориться, они ищут выхода, ибо они лучше чем кто-нибудь другой в состоянии оценить и понять, что обозначает для них то, что террористическая волна возникла в стране стихийно, неорганизованно, сама по себе и что она не имеет оснований спадать — а только нарастать…[389]

Прошедший всего через несколько недель после этого в Ленинграде процесс по делу пяти монархистов явился для Бурцева неожиданным ударом, поскольку представленные на нем материалы подтверждали заявления советской пропаганды о том, что «террористическая волна» вовсе не возникла в стране стихийно, а была лишь «импортом» контрреволюции. Ознакомившись с записками Опперпута, которые ранее Кутепов предоставил Шульгину[390], Бурцев решил ринуться в бой и в противовес чекистской пропаганде раскрыть беспрецедентную по масштабам провокацию «сверх-Азефов».

О прямой связи между обнародованием истории «Треста» и процессом пяти было сказано в передовой газеты Сегодня: