В тисках провокации. Операция «Трест» и русская зарубежная печать

Нашу первую телеграмму, которую Ты, вероятно, уже получил, мы послали также через огородников (эстонский генеральный штаб) к фермерам (финляндскому генеральному штабу). Крайне опасаемся, как поступят фермеры и, в особенности, сама племянница с этим сообщением, не имея необходимых доказательств. Ей-то, вероятно, фермеры покажут телеграмму. Находясь под сильным влиянием Касаткина, она — мы боимся — не поверит сообщению и, возможно, предупредит его о наших шагах. Было бы крайне необходимо поскорее повлиять на племянницу, чтобы она прекратила с Опперпутом всякие сношения, если нельзя рассчитывать на ее активное участие в борьбе против него. Из нашей телеграммы Тебе уже известно постановление Правления о нем — необходимо его выполнить.

В настоящий момент еще совершенно невозможно учесть размеров убытков. Однако уже сейчас есть основание полагать, что Опперпут вел очень сложную игру и с конкурентами (коммунистами), и в своих собственных интересах. Он давал конкурентам, видимо, не все, что знал, ибо иначе нельзя объяснить сравнительно ограниченные размеры протестов (арестов). Пока нужно сказать, что окончательно скомпрометированы Главное Правление Треста (центральный комитет М.О.Р.) и привлечена к делу почти вся связь, непосредственно обслуживающая Главное Правление. Все линии торговцев (членов М.О.Р.), к которым Касаткин почти не имел отношения, пока не подверглись никаким ревизиям (репрессиям). Провинциальные отделения почти все предупреждены. Кроме здешних, сведения о протестах (арестах) только в Вильне (Петрограде).

Конечно, нам пришлось поработать по приведению в порядок всех дел наших предприятий. К счастью, кажется, никаких архивов Правления никогда у Касаткина не было. Он мог только записывать. Трудно сейчас говорить о выводах, но, вспоминая и взвешивая всю роль Касаткина в Тресте, совершенно немыслимо объяснить наше существование без предположения, что провокатором применялась в нашем случае какая-то сверх-азефовская тактика. Но не будем себя утешать и подготовимся к возможным дальнейшим событиям. Ближайшее будущее должно все разъяснить.

Горячо обнимаю Тебя.

Твой Волков[222].

Письмо это разрушает теорию, что «Трест» настолько исчерпал себя, что ГПУ еще до побега Опперпута решило с этой организацией разделаться[223]. Наоборот, оно служит неоспоримым доказательством того, что ГПУ пыталось сохранить контакты московских «трестовцев» с заграницей и самим фактом отправки письма, равно как и его содержанием, показывало, что каналы связи не затронуты произошедшим провалом. Целью письма было не только нейтрализовать вред от возможных разоблачений беглеца, но и оградить Якушева и Потапова от подозрений и убедить Кутепова, что они (в отличие от «сверх-Азефа» Опперпута) остаются на своих местах, не выведены из строя и готовы к продолжению деятельности. Обращение к Кутепову было приглашением поддерживать контакты и тем самым избежать нанесения ущерба долгосрочным планам переворота.

Письмо Потапова к Кутепову, несомненно, должно было сохраниться среди бумаг «Треста» в архивах КГБ. Но ни один из авторов, пользовавшихся этим источником, ни словом не обмолвился об этом документе. И можно понять почему: ведь он противоречит легенде о «контролируемом» чекистами конце операции.

Этот документ отражает особенности ситуации в тот момент. Обнаружив, что беглецы его обыграли, ГПУ ввело в действие козырь, которым запаслось с самого начала операции в 1921 года: разоблачение Стауница как Опперпута — при выдвижении обвинения, что провокаторская его деятельность восходит чуть л и не к 1918 году. В соответствии с этой попыткой приурочить «чекистский стаж» Опперпута к возможно более давней дате и в то же время запутать следы и назван заведомо ложный источник — Красная книга ВЧК{\920,1922) вместо брошюры Селянинова-Опперпута, такому приурочению противоречившей. Тень брошена и на Захарченко-Шульц.

При благоприятном, с точки зрения авторов письма, исходе, когда удалось бы склонить Кутепова к принятию их версии происходящего и отвержению позиции провокатора-отщепенца, одним выстрелом были бы достигнуты две цели: 1) дискредитация любых заявлений Опперпута и 2) обезврежение всего «оппозиционного» («активистского») крыла МОЦР при том, что сам по себе механизм «Треста» продолжал функционировать. Заботой о сохранении «Треста» продиктовано и то, что написание письма было поручено Потапову, специалисту в военных вопросах, подвергшихся обсуждению на недавнем совещании в Гельсингфорсе, а не Якушеву, «пассивность» которого стала вызывать нарекания парижан.

Усеченная версия событий была параллельно передана по официальным советским каналам. 20 апреля агентство ТАСС обнародовало сообщение, которое в четверг, 21 апреля, было напечатано в московских Известиях и Правде. Официальный текст гласил: