В то далёкое лето. Повести, рассказы

«Помнишь?» Я не шел, почти бежал. «Только быстро…» «Во сне видела тебя». Здесь дорога короче, дворами. «И я так захотела увидеть тебя…». Перешел трамвайную линию, мимо меня проходили люди, я внимания на них не обращал. Перешел главный проспект… подарочный магазин, парикмахерская. Неужели еще люблю? Голос… Смех… Любовь, как огонь в золе, остается надолго. Вот Маринино здание. Марина… Изменилась ли она? «А если вдруг не узнаем друг друга?»

Марины пока не было. Вероятно, я пришел раньше на несколько минут. Сейчас выйдет. Я встал у стенки школы, там, где много лет назад всегда стоял. Будто, ничего не произошло, будто годы не прошли, действительно, как в то время, пришел со второй смены, чтобы еще раз посмотреть на окно Марины, потом пойти в общежитие. В час ночи, возвращаясь с работы в общежитие, выходил из автобуса и приходил, становился на этом углу и долго смотрел на окно Марины, чтобы, хоть ещё раз, увидеть ее издалека, а потом пешком шел в общежитие.

Марина была в красном, в туфлях на высоком каблуке, я сразу заметил ее в полутьме парадного подъезда. Она шла легкой походкой, я пошел навстречу, не зная, куда спрятать руки, волновался, а Марина приближалась, и я почувствовал слабость в коленях, сердце, будто, останавливалось, и как в то время, много лет назад, захотелось развезти руки и взять Марину в свои объятия, но вот Марина приближается, улыбается, и я остановился, не зная, куда деть руки, словно, мои руки виноваты в том, что я так волнуюсь.

Марина совершенно не изменилась. Туманно-грустные глаза улыбались.

— Добрый вечер, — рука Марны, маленькая и холодная, потерялась в моей ладони.

— Добрый вечер, — тихо сказал я, держа руку Марины в своей ладони, — ты ничуть не изменилась.

— Ты тоже. — Марина смотрела мне в глаза и продолжала грустно улыбаться. — Ты тоже ничуть не изменился, а знаешь, сколько лет прошло?

Я смотрел на Марину с тоской.

— Пятнадцать лет, — немного погодя, сказала Марина. — Может, и больше. Пятнадцать лет, — повторила она разочарованно, с отчаянием, — человека старят не годы, а отсутствие надежды и мечты, сейчас сколько тебе лет? — Не вынимая руки из моей ладони, глядя на меня грустными глазами, спросила она.

— Взрослый я уже. На пять лет старше Христа.

— Тридцать восемь.

— Ты достаточно сильна в математике. Я не знал. А ты?

— Неужели не помнишь?

— Помню. Ты еще ребенок.

— Конечно, — вздохнула Марина, — годы отстают, а мы шаг за шагом уходим от самых прекрасных лет своей жизни. И почему так, Ваграм? О счастье не думаешь, когда оно есть. И начинаешь думать тогда, когда оно позади, и ты так далека от него. Мне кажется, счастье похоже на горизонт, как ни приближайся, он все дальше от тебя. — Марина снова вздохнула. — Ты когда приехал?

— Сегодня. Куда пойдем, говори?

— Хочешь не берег моря?

— Хочу, — сказал я.

Море было недалеко, через один переулок от нас. Медленно зашагали в сторону моря.

— Раньше здесь ничего не было, помнишь? Сейчас вдоль всего побережья большой парк. И город не тот. Очень изменился…

— Да, очень изменился, — сказал я. — Только ты не изменилась.

— Это только кажется, Ваграм, ты на сколько дней приехал?

— Сегодня уезжаю. Из Самарканда еду, там большая армянская диаспора, репортаж должен был подготовить, сегодня уезжаю, — повторил я.

— Почему так быстро?

— Я на работе. Я покупал билет на автобус. Стоял в очереди, потом сказал, дай еще раз позвоню. Позвонил, и ты взяла. А тебя, что, дома не было, когда позвонил в первый раз?

— Дома была.

— Я так и знал. Чувствовал, что не хотят звать тебя к телефону.

— Будто, маму мою не знаешь, — вздохнула Марина.

Немного помолчали.

— Мне сестра сказала, чтоб я позвонил. Это она мне дала номер телефона.

— Я попросила. Где ты сейчас работаешь?

— В редакции республиканской газеты. Ты не знаешь, когда последний автобус отправляется отсюда в Баку?

— Знаю. В одиннадцать тридцать. Ты должен ехать в Аэропорт?

— Да. В шесть часов утра вылетаю. Остановлюсь в гостинице аэропорта, утром вылечу. Иначе, отсюда не успею.

— Да, отсюда не успеешь. Пока доедешь до Баку, а оттуда в Аэропорт, твой самолет уже будет в Ереване.

Проезжала машина. Я нежно взял Марину за руку.

— Подожди, — сказал.

Свет машины попал на Марину, и я на мгновение увидел ее в лучах света. Бриллиантовые сережки и блестящая золотая цепочка с кулоном на шее. Она была красива: те же прищуренные от света глаза и окутанные в лучах света очаровательные черты лица.

— Боишься за меня? — Марина посмотрела в мои глаза, в её черных глазах, будто, были иголки. Я отвел взгляд. Машина проехала перед нами.

— Боишься? — игриво повторила она.

— Боюсь, — сказал я и почувствовал какое-то далёкое сладостное волнение в душе. Я невольно жал теплую руку Марины.

— Пройдем.

Море было уже близко, оттуда дул холодный ветерок, и в темноте, под звездами, слабо поблескивали волны, был слышен их шум. Где-то вдали грустно загудел манёвренный локомотив.

— Слышишь? — прислушиваясь к гудку, Марина остановилась. — Закрой глаза и слушай.