Отец повернулся к сыну и в ответ сказал:
— Старость, видимо, наступает для того, чтобы испытывать горечь, но она должна быть достаточно разумной, чтобы безропотно пережить её.
— Но ведь есть же счастливая старость? — сказал сын.
— Счастливая старость? Счастливой старость не может быть. Так говорят глупые люди. Старость может быть или мирной, или несчастной.
Отец помолчал, потом продолжил:
— Старость мирная, когда ее уважают, горькая и несчастная, когда покидают, забывают старца, оставляя его в одиночестве.
— Легкомысленная молодость тоже несчастье, — слова сына прозвучали, как выстрел.
— Эх, сынок, — глухо отозвался отец, дрожащими руками, прикуривая сигарету. Он замолчал, ненадолго задумавшись, затем сказал:
— Вижу, есть вещи, о которых ты не знаешь, и так и не узнаешь никогда, потому что не все можно выразить словами.
Сын посмотрел на отца, и, встретив его взгляд, отвел глаза в сторону. Он, конечно, понимал, что его сыновний долг говорит ему о том, что этого, приехавшего издалека человека, должен считать своим отцом, однако, язык его не поворачивался произнести это слово, ему казалось, что в этом есть что-то, оскорбляющее святые чувства.
— Вероятно, в жизни бывает и такое, когда неважно, какой ты в жизни, действительно, важно то, как ты себя преподнесешь, — заговорил отец с горькой усмешкой. Сын молчал. Он очень хорошо знал, что неблагодарный сын хуже постороннего, в чем-то даже, преступник, ибо сын не имеет права быть безразличным к отцу. Но в чем он виноват что не может принять его за родного отца, и лицемерить тоже не может.
— Сюда меня привел ты, сынок, — снова заговорил отец, с трудом выговаривая слова. — из — за тебя я преодолел тысячи километров.
— Зачем? — спросил сын, хотя знал, что отцу нелегко будет ответить на этот вопрос. Он, даже, и не ждал ответа.
Сын продолжал смотреть на отца безучастным, отсутствующим взглядом, смотрел так, как смотрят на совершенно постореннего, незнакомого человека. Он никак не мог привыкнуть к той мысли, что этот посторонний, незнакомый человек — его отец. Хотя, он так хотел бы освободить свое сердце и душу от подозрений, чтобы суметь обнять отца, как может обнять истосковавшийся сын, произнести заветное слово «отец», вкус которого давно, очень давно он забыл.
Однако, вместо печали, сыном овладел какой-то ледяной холод, и он был бессилен преодолеть его.
— Как живешь, сынок? — Неожиданно спросил отец.
— Как видишь, — колеблясь, неопределенно ответил сын.
— В жизни бывают трудные моменты, — спокойным голосом заговорил отец, — необходимо противостоять, поворачиваясь спиной к худшему, и лучшие дни придут сами по себе. Чтобы быть счастливым, нужно верить в возможность быть таковым.
— Словом, большие трудности временны, а на маленькие не стоит обращать внимания. — Сын пристально посмотрел на отца, не отводя от него взгляда, продолжил: — Не зря говорят, что расстояние от счастья до несчастья и, наоборот, от несчастья до счастья — всего один шаг.
— Да, это так, — откликнулся отец. — И это, видимо, оттого, что от счастья люди больше глупеют, чем от несчастья.
— Тот, кто не может удержать счастье, когда оно приходит, не имеет права жаловаться, что его больше нет. Несчастье с неба не падает, оно рождается от человеческой глупости.
Отец покачал головой, глубоко вздохнул.
— Кто много думает, тот мало говорит, — сказал он. — Я, к несчастью, много времени имел для долгих раздумий. И если бы не было этого, может я такое расстояние не преодолел бы.
Сын услышал позади себя шаги матери. Он повернулся к ней, и, встретив ее печальный взгляд, сразу поднялся с места.
— Нужно идти в школу, наверное, все собрались, ждут тебя, — сказала мать, не глядя в сторону сына. — Иди попрощайся с друзьями.
Сын удивленно посмотрел на мать. Он ведь утром ходил в школу, и мать знала об этом. Но потом он понял, что, по всей вероятности, матери тяжело слышать разговор между отцом и сыном.
— Из учителей многие уходят? — спросила мать.
— Шесть человек. Есть еще выпускники этого года. Несколько человек уходят даже добровольно.
— Иди, сынок, иди попрощайся, — тихо сказал отец, — только скорей возвращайся.
Сын молча ушел с веранды, бесшумно закрыв за собой дверь. Воцарилась тяжелая тишина. Не слышны были, также, голоса ни невестки, ни внука.
Вдали, на лугах, временами слышен был грустный зов куропатки.
— Ты его специально отослала, — сказал Аветис.
Жена не ответила.
— Тебе нежелателен мой разговор с ним, — снова заговорил Аветис. — Но зря.
— Без отца дети рано взрослеют, — сосредоточенно ответила жена. — И без этого разговора он все понимает, какой смысл выворачивать его душу? — Помолчала, потом, потупив взгляд, продолжила: — Только Богу известно, что я пережила, ценой каких лишений я его вырастила. С адскими мучениями я его вырастила, дала образование. В школе он самый молодой учитель, но все его любят и уважают. И не только в школе, а в селе все, от мала до велика, о нем говорят с уважением. А если люди отзываются положительно о твоем ребенке, значит, они хорошо говорят и о тебе.
— Тем не менее, я бы хотел, по возможности, поговорить с ним.