В толще воды

Бергер включил диктофон на мобильном, поймал на себе острый живой взгляд Аиши и задумался о времени. О том, как убегающее время забирает с собой жизненные силы. А потом пришла мысль, которая явно свидетельствовала о приближающейся старости.

Он подумал: Youth is wasted on the young[8].

– Хочешь еще что-нибудь рассказать? – спросил он.

– Не уверена, что хочу туда возвращаться, – ответила Аиша.

– Как Карстен с тобой обращался? Ты сказала, что он добрый…

– Это если сравнивать с Вильямом. Но он думал, что я в полной отключке, совсем не в себе. А я просто сроднилась с этой ролью. За годы жизни у Вильяма мозг просто растворился. Поэтому Карстену было наплевать, как много я понимаю из того, что происходит. А я ничего не говорила. Я притворялась растением, так было намного проще. Так что разговаривал в основном он. Много говорил о мире, который постепенно угасает. О том, что тело и мозг у него в отличной форме, но ему нужна помощь, чтобы снова начать видеть. Цитировал Шекспира. Что-то вроде «Макбесс».

Бергер еле сдержался, чтобы не прыснуть.

– Мы ведь сейчас говорим о квартире в Тенсте, правда? – спросил он.

– Понятия не имею. Но какая-то квартира, да. Жалюзи на окнах были почти все время опущены. А в те считанные разы, когда он их поднимал, я видела высокие дома.

– Он тебя привязывал?

– Нет, но дверь в мою комнату запирал. Там не было окон. Кричать или пытаться выбраться бесполезно.

– А пчелы были?

– Что было?

– Пчелы. Животные. Насекомое такое – пчела. Ничего такого не было?

– Ну, была картинка с ульями.

– Да, с закатом, кипарисами, соснами, белыми домиками, осликами, желтыми цветами, морем, Гибралтарской скалой. И толстенная книга – собрание сочинений Шекспира, на столике в гостиной.

– Ты там был?

– Да, довольно вскоре после того, как Карстен тебя оттуда увез. Он вообще много раз тебя перевозил, Аиша.

– Вильям перевозил нас два раза. Карстен тоже два. Да еще вы один. Так что я побывала пленником в шести разных местах.

Бергер кивнул и перечислил, загибая пальцы:

– Мэрста, Больста, Хеленелунд, Тенста, Фьердлонг, ну, и этот остров. Хотя тут ты вовсе не пленница.

– Докажи, – сказала Аиша Пачачи.

Бергер улыбнулся.

Доказать он не мог.

В частности потому, что она, скорее всего, была права.

Аиша действительно находилась у них в плену.

Вошла Блум с подносом, на котором стояли чашки с дымящимися напитками. Аиша наклонилась и понюхала кофе в ближайшей чашке. Поморщилась.

– Думаю, тебе лучше добавить молока, – предложила Блум и как следует разбавила кофе молоком.

Аиша отпила, снова поморщилась. Отпила еще немного. Сделала удивленное лицо. Потом попробовала еще.

– Вкусно, – сказала она.

– А что-нибудь еще помнишь? – спросил Бергер.

– Ничего не происходило. Карстен часто уходил. На работу. Я сидела взаперти. Думала, мне как-нибудь удастся выбраться, но дверь тщательно запиралась.

– А потом что-то произошло, пару дней назад…

– Да, он запер меня без объяснений, раньше такого не случалось. Я слышала, как он там возится снаружи. Потом он вошел в мою комнату и сел у кровати. Выглядел он как-то иначе, позже я поняла, что из-за очков.

– Из-за очков?

– На нем были другие очки. С более толстыми линзами.

– Он присел у твоей кровати, чтобы поговорить с тобой?

– Да. Он сказал, что мы переезжаем и что будет лучше, если я в это время буду спать.

– Ты действительно уснула?

– Последнее, что я помню, – он взял в руки шприц. А потом я проснулась уже в другой кровати. Под капельницей.

– И где стояла эта кровать?

– Не знаю. Но Хагар была со мной. Думаю, он понимал, что без нее я бы умерла.

– Хагар?

Аиша приподняла плюшевого медвежонка.

– Привет, Хагар, – произнес Бергер несколько натянуто.

– Хагар тоже говорит тебе «привет». И спрашивает, кто ты такой.

Бергер засмеялся.

– Я бы и сам не отказался узнать. Что происходило в той новой кровати? Ты продолжила спать?

– Больше он мне не разрешал вставать. Я почти все время спала. Вокруг – ни души, полное отсутствие звуков. Так тихо бывает только в глухой деревне. В детстве я пару раз ездила в деревню, и вот как раз у старого дядюшки моей мамы было так же ужасно тихо. Никаких многоэтажек. Я пару раз смотрела в окно, а там одна вода. Почти все время было холодно, и мне казалось, что вода должна замерзнуть. Но она так и не замерзла. Я хочу к маме.

Бергер посмотрел на Блум. А она – на него. Он коротко кивнул. Блум сказала:

– Мы делаем все возможное, чтобы отвезти тебя к твоей маме, Тахере. Но для начала надо ее найти. Раз уж ты все равно вспоминаешь, можешь описать свое детство?

Аиша посмотрела на нее, помолчала, потом ответила:

– Хорошее детство. В центре Хеленелунда. На улице Стюпвэген.

– Знаю, – сказала, улыбнувшись, Блум. – Интересно, ты поверишь мне, если я скажу, что и Сэм, и я выросли в Хеленелунде?

– Да ладно! А где именно?

– Мы оба учились в школе Хеленелунда, у нас разница в возрасте – всего год.

– Я вырос в небольшом доме на улице Тальвэген, – сказал Бергер. – А ты, Молли?

Прозвучало инфантильно. Нелепо. Молли смерила его скептическим взглядом.

– Эдсвикен.

– Фу, – сказала Аиша. – Золотая молодежь. Снобы из особняков.