В тот главный миг

— Перестань говорить пошлости. Давай лучше о деле. Ты начальник партии и отвечаешь за все, что случилось…

— Я больше не начальник…

— Для этих уголовников ты действительно больше не начальник. Но для остальных. И если готов…

— К чему тут можно быть готовым?

— Они убили Саньку, могут перебить всех. Ты должен поднять и организовать людей.

— Ничего я не должен. Ты с завхозом наняла этих уркаганов, а мне отвечать? Нет. Я выпал…

Его голос погас, и в палатке наступила тишина.

Алеха поднялся, вздохнул. Бывшее начальство отступилось, от нового не знаешь чего ждать. Одна надежда на самого себя. Он двинулся к палатке Хоря, взялся было за полог, но, услышав голос Лепехина, опустил руку.

— Чего тянешь, Хорь? — говорил Лепехин. — Теперь мы все одной веревочкой повиты… Возьмут — всем пришьют «мокрое». Вот Глист — и тот дрейфит. Я это к тому, что на хрен нам с собой балласт таскать? От них каждый день жди… Я, брат, в войну пленных охранял, знаю…

— Чьих пленных-то? — ядовито спросил Хорь.

— Большевиков. И в расход их пускал без всякой милости.

— Большевики-то все сплошь жиды были?

— А хоть и русские, — ответил Лепехин. — И ты меня, брат, этим не упрекай. Я их, гадючье племя, как стрелял, так и стрелять буду. Ну зачем, скажи, ты с собой столько народу тащишь?

Алеха услышал, как они разливают и пьют спиртное, у него запершило в горле. Подумал с завистью: «жизнью наслаждаются, гады, а нам — так шиш».

— У границы всех отправим червей кормить, — снова раздался голос Хоря. Он что-то жевал и смачно чавкал.

— Альбину попридержим, — сказал Лепехин и потянулся. — Королевна-баба… Сгодится на дорожку.

Глист противно захихикал.

— Насчет Альбины решим, — помолчав, сказал Хорь, — а остальных — где-нить на дороге, чтоб нежданно.

— Добро, — заключил Лепехин, — чтоб визгу было меньше. Лей! — О жестяное днище крышки опять ударила струя.

У Алехи в животе странно захолодало, он хотел привстать, а ноги не держали, «Сволота!.. Вот как? Так вот они как… Ладно».

Он сидел на мокрой траве, ладонь его заледенела от сырой пропрохлады валуну. «Значит, всех кончат… А меня-то за что?» Он рывком встал и бросился к костру. Не-ет, братцы, меня так не возьмешь. Я всякое видел и выжил. Я вам не бычок на веревочке, — судорожно думал он, спускаясь с обрыва. Внизу в наползающем лунном свете видны были силуэты сидящих у самой воды канавщиков, шел негромкий разговор. Едва Алеха спустился, рассыпая сапогами мелкие камешки, разговор угас. Потом Нерубайлов сказал:

— Нет, ребята, надо этих гнид передушить, иначе они нас передушат, и вас, гражданин, тоже. — Он кивнул в сторону Соловово.

Опять помолчали. Потом взволнованный голос Колесникова спросил:

— Сейчас-то, интересно, чем они занимаются?

— Пьют, — откликнулся Алеха.

— Где достали? — с завистью спросил Чалдон.

— Корнилыч покойный сберег.

— Да, а выпить бы сейчас в самый раз, — вздохнул Алеха, — они ведь пришить нас собираются. Как к границе дойдем…

Слышно было, как сыплется песок, уносимый волной.

— Кранты, значит? — ужаснулся Чалдон. — Да что ж мы, паря? Аль мы скот безрогий?

— Спокойно, — сказал, повышая голос, Колесников. — Давайте, товарищи, обсудим ситуацию. Теперь точки над «и» расставлены. У нас выход только один: бороться.

— Надо к Порхову идтить! — продолжил Нерубайлов. — Он начальник, пусть и командует.

— Сломался он, робята, — уставшим голосом продолжал Алеха. — Альбина его подбивала, говорила, действовать надо. Отказался.

Опять замолчали. Издалека ровно шуршала тайга, да неслась пьяная песня из провиантской палатки.

— Гуляют победители, — усмехнулся в темноте Соловово, — наверху гульба, внизу заговор — типичная революционная ситуация,

— Ты! — вдруг взъярился Нерубайлов. — Ученый! Все насмешечки строишь! Говори враз, лахудра копченая, с нами али против? — Он бросился к Седому, но Колесников разнял их.

— Вы что, с ума посходили? Нам друг за друга держаться надо, а вы грызетесь.

— Как пауки, — пробормотал Соловово. — Не привыкла Россиюшка к парламентаризму, что не по ней, — за грудки!

— Товарищи, — опять посадил поднявшегося было Нерубайлова Колесников, — не будем терять времени. Давайте выработаем план, выберем старшего и начнем действовать. Время у нас пока есть.

— Ты и будешь за старшего, паря, — сказал Чалдон. — И голос у тебя, и привычка, однако.

— Верно, — сказал Нерубайлов. — Он и по званию капитан,

— Кто несогласный? — спросил Чалдон.

— Согласные, — сказал Алеха. — Только что делать: оружия нет. Даже ножи отобрали!

— Эй, божья душа, — позвал Чалдон. Федора Шумова, — подь сюда, дезертирское благородие! Ты с фронта сбежал, второй раз не дадим. Говори, курий сын, с нами или как?

— Я — отдельно, — сказал Федор поспешно. — Насчет какой крови — это мне нельзя… А в чем другом помогу… Только чтоб без смертоубийства… Этого, паря, я не могу.

— Оставьте его, Нерубайлов, — приказал Колесников. — Потом поймет. Нам надо… — Из темноты раздался выстрел, просвистела пуля и послышался резкий голос Лепехина:

— Сталинские соколы, ложись!

Все рухнули, стараясь как можно плотнее уйти в песок, закрывая локтями головы.