В третью стражу

Да, теперь алкоголь действовал на нее совсем не так, как раньше. И что же из этого следовало? Что нынешняя Кайзерина не совсем настоящая? Что «вселение» не прошло бесследно не только для «души», но и для ее организма? Возможно что так. Однако Кейт все-таки старалась «не доводить до крайности». Пила, но в меру — сорвавшись пока один лишь раз, в домике в Арденах, курила, но не злоупотребляла. И вела, в целом, здоровый образ жизни.

«Секс лучшее средство от ожирения, не правда ли?»

Впрочем, слово «секс» еще не успело стать общеупотребительным, и, следовательно, влияние Ольги Агеевой на новую Екатерину Альбедиль-Николову тоже не было исчезающе малым. Баронесса и думала, порой, совсем не так, как раньше, и знаниями оперировала явно не имеющими никакого отношения к «кузине Кисси».

Она сделала еще глоток и с разочарованием обнаружила, что коньяк закончился.

«Тридцать грамм? — Спросила сама себя. — Ну, никак не больше. Можно и повторить».

— За жизнь! — Провозгласила тост. — За нашу чудесную жизнь, сколько ее ни будет!

И это тоже была правда, которую следовало однажды сформулировать, чтобы «услышать» и удивиться. И в самом деле, где-то глубоко в подсознании она понимала, что «подписалась» играть в крайне опасные игры. Ее ведь запросто могли убить или схватить в Париже 13 февраля. Могли, но не убили, из чего отнюдь не следовало, что не убьют в следующий раз, когда бы и где этот «раз» ни состоялся. Во всяком случае, такая вероятность существовала. И вот теперь — сегодня, сейчас — она себе это сказала, что называется, вслух. Сказала и крайне удивилась собственной вполне парадоксальной реакции. И Кайзерина — настоящая австриячка, — и Ольга, были порядочными трусихами, а вот новая Кейт умела смотреть на жизнь трезво и не бояться того, что неизбежно. Минус на минус… дали новое качество. Теперь опасность бодрила кровь и заставляла с жадной исступленностью любить жизнь, «данную нам в приятных ощущениях».

— Прозит! — Она сделала еще один глоток, швырнула в пепельницу окурок пахитосы и вытащила из портсигара новую.

«Сегодня можно, — решила она, закуривая. — Сегодня у нас вечер разоблачения чудес!»

Ей предстояло «разоблачить» еще два «фокуса», — «Чего я хочу от жизни?», имея в виду суть ее существования в этом теле и в этом времени; и «Баст фон Шаунбург какой он есть». И она их разоблачила даже раньше, чем вернулась из своего похода Вильда.

Жена Баста принесла две новости. Она все-таки не беременна, — «И слава богу!» — внутренне обрадовалась Кейт, — а ближайший удобный для них поезд на Берлин отходит в половине девятого вечера.

— Вот и славно! — Улыбнулась Кайзерина, примеривая мысленно, как шляпку или меховое манто, имя Екатерина. — Забеременеть еще успеешь, а поезд в половине девятого — это просто замечательно. Пообедаем без спешки, спокойно соберемся, и на вокзал.

— Ты тут не много ли выпила? — Нахмурилась Вильда, начинавшая время от времени заботиться о Кейт, как старшая сестра о непутевой младшей.

— Грамм сто пятьдесят, я думаю. — Нахмурив лоб, как бы в попытке вспомнить точно, отчиталась Кайзерина и ничуть не соврала. Именно сто пятьдесят плюс-минус двадцать грамм. Сущая мелочь, учитывая плотный завтрак и отсутствие работы повышенной сложности. Стрельбы по бегущим «кабанам» например,… с четырехсот метров и без оптики.

— А… — По-видимому, что-то в интонации Кейт смутило Вильду, но она не могла знать, разумеется, что процесс осмысления «подспудных интенций» мог сжечь и поболее 150 граммов алкоголя.

— Ничего, Ви. — Успокоила ее Кайзерина. — Все в порядке. Мне просто надо было кое-что обдумать.

— Обдумала? — Подозрительно прищурилась Вильда.

— О, да! — Улыбнулась Кейт. — И знаешь, к какому выводу пришла?

— Нет. — Покачала головой Вильда, вглядываясь в лицо баронессы Альбедиль-Николовой, словно надеялась прочесть там — в ее глазах или чертах лица — все те тайны, которые Кайзерина не считала необходимым озвучивать.

— Жизнь прекрасна! — Объяснила Кейт и счастливо засмеялась.

* * *

Удивительно, как прилично, оказывается, может выглядеть покойник через три месяца после своей безвременной кончины.

«Люкс!» — Не без циничной иронии констатировал Виктор, бросив беглый взгляд в зеркало. Но на самом деле отражение пришлось ему по душе: он выглядел даже лучше, чем можно было ожидать, но главное — именно так, как хотел бы сейчас выглядеть. Впрочем, возможно, все тривиально объяснялось состоянием души или, иными словами, настроением.