В третью стражу

«Поменять тактику! Вполне своевременная мысль, — усмехнулся он, — с учётом гладкого, ну, почти, периода адаптации к новому телу и новому миру. Можно сказать обжился. А дальше что? Попробовать снова по совету друзей рвануть за океан? Просто так и на совсем? Ну, пожалуй, как разведчик я здесь немного стою, хоть и допущен в «круги», ещё меньше стою как журналист. Таких, как я, даже и без самоуничижения — в базарный день за фартинг дюжину купить можно, хотя теперь с послезнанием в рукаве вполне можно стать гуру журналистики и даже книжки начать писать. Но это все не то, потому что… потому что потому. Выйти на «Кембриджскую пятёрку»? Пока они молодые и несмышлёные. Так и представляю себе «Нерушимый союз» коммунистов и педерастов… Сладкая парочка — Гай Бёрджесс[85] и Коленька Ежов[86]. Тьфу, пакость! Прищемить бы им яйца, чтоб не мешали. Во всех смыслах. Но как?»

Забросить мушку под «перспективный» куст никак не получалось. Нужно было что-то менять. Обычный заброс над головой не давал точности, кольцевой — проигрывал в дальности. Вариант выхода, как обычно, нашёлся сам собой.

«А что если попробовать snake roll? Ну и что, что его изобретут лет через пятьдесят? Знатоков и ценителей в округе не наблюдается. «Без палева», как говорит… будет когда-то говорить молодёжь. Попробуем… Блин, до чего же мягкое удилище. Неудобно, а если так — медленно и аккуратно? Плавную спираль, Якорь. Толкнули. Уже лучше. Почти как взрослый. Хе-хе».

Нимфа легла точно чуть выше куста по течению. Выбрав слабину шнура и заглубив муху, Матвеев на мгновение весь превратился во внимание. Все его чувства сконцентрировались в кончиках пальцев левой руки, контролирующих перемещение приманки у дна. Резкий рывок обжёг пальцы.

«Клюнула! А ну-ка иди сюда, милая. Иди сюда, хорошая моя рыбонька!»

Следующие несколько минут превратились в плавное «перетягивание каната», — то есть шнура, — между форелью и человеком. Рыба постепенно сдавалась. Вот уже над водой показалось радужное тело, усыпанное разноцветными пятнами. Лучи, теперь совсем кстати, выглянувшего, солнца наполнили картину такими яркими красками что Степан невольно затаил дыхание. Ради этого стоило жить.

Заведя в подсачек изрядно уставшую форель, Матвеев освободил её от крючка и, немного передохнув, опустил подсачек в воду. Подойдя поближе к берегу, он достал рыбу из сетки прямо в воде и, придерживая форель за основание хвостового плавника, медленно отпустил её. Такую красоту нельзя убивать, ею можно только любоваться…

«А теперь можно и за рыбалку! — С этими словами Матвеев достал из нагрудного кармана плоскую фляжку, отвинтил колпачок и залпом опрокинул почти треть восьмиунцевой ёмкости с ароматным бомбейским джином. — Какие к чёртовой матери восемь унций! Нет, определённо этот аристократ меня с ума сведёт. Четверть литра и никаких имперских мер!»

Присев на принесённый с собой и оставленный на берегу складной парусиновый табурет, Степан аккуратно извлёк из другого кармана сигару в алюминиевом пенале. Со всеми полагающимися предосторожностями освободил её от упаковки и при помощи карманной гильотинки обрезал с нужной стороны. К счастью, ветер в этот момент затих и ничто не могло помешать процессу раскуривания ароматной «Коибы» от толстой серной спички.

«Ну, вот и отвёл душу, — расслабившись на мгновение, сказал сам себе Степан, — теперь бы в баньку, да по девкам. О! — даже удивился он своим мыслям. — Девок захотел, старый хрен? А вовсе и не старый, — он мысленно показал самому себе язык, — а вовсе даже и молодой! Три часа физкультуры с удочкой по самое «ой боюсь» в воде и ничего! Как огурчик. Хорошо, что джин догадался взять, а то бы точно был как огурец — такой же зелёный и пупырчатый».

Глотнув, для профилактики простудных заболеваний, ещё джина, Матвеев с наслаждением пыхнул пару раз сигарой и, выпрямив спину и расправив плечи, стал блаженно прислушиваться к звукам окружающей его природы.

Однако наслаждаться покоем и одиночеством, Степану было суждено всего лишь пару минут. Со стороны дороги послышался шум работающего автомобильного двигателя, который приближался как неизбежность индустриальной фазы цивилизации. Матвеев не стал оглядываться ибо, по характерной тональности производимого двигателем звука, было понятно, что едет нечто скромно-маломощное, какая-то местная разновидность «жестяной Лиззи»[87]. «Друзья», а равно и возможные «враги» баронета Майкла Гринвуда по статусу не могли использовать такие «тарахтелки» в качестве средства передвижения. Во всяком случае, не в Метрополии.

Авто, не заглушив мотора, остановилось на дороге прямо за спиной Матвеева, хлопнула дверца, и чуть хрипловатый, низкий женский голос произнёс, растягивая гласные — Эй, мистер! Не подскажете, как добраться до ближайшего мотеля? — Тут уж хочешь, не хочешь, но Степану пришлось встать с насиженного и такого уютного места и повернуться к нарушительнице его одиночества.