В третью стражу

Дальнейшее было неинтересно. Биографическая справка по Генлейну, история движения судетских немцев за автономию или воссоединение с Австрией, воспринимались Матвеевым на уровне скорее периферийном, чем целенаправленно. Не давал покоя вопрос: Кто из двоих? В том, что произошедшее связано с его друзьями, он не сомневался.

«Неужели Олег? Не выдержал, сорвался в Прагу. Прикончил эту падаль и погиб сам. Нет. Стоп. Гнать лошадей погодим. Не Витька. Точно. Тот собирался «пощупать за мягкое» какого-то чекиста-нелегала. Значит, Олег. Непохоже на него. Он всегда был везунчиком. И в танке не сгорел, и вообще… Остановимся пока на этом. Будем считать, что все живы и началась «Большая игра». Без предупреждения».

«Когда я начну — не скажу. Настоящая война всегда начинается вдруг»[89].

«Олежка, Олежка… что ж ты так. Решил грех на душу в одиночку взять. Понял, что неизбежно каждый вступивший в бой с Драконом сам превратится в рептилию, — тут в глазах у Степана защипало, и он резко сморгнул, взяв ещё одну сигарету, — и методы изберёт соответствующие. Ты решил начать этот путь один. Ланселот грёбаный. Ассасин-любитель, вперехлёст тебя через коромысло, за ногу и об угол».

Пепел падал на метлахскую плитку, но Матвеев этого не замечал. Голый, на краю роскошной ванны он не замечал ни холода, ни жёсткости и неудобства импровизированного стула, ни почти переставшей парить воды

Поймав себя на том, что вот уже добрых пару минут ругается вполголоса матом по-русски, Степан попробовал успокоиться. Нужно было строить новую линию поведения Майкла Гринвуда, третьего баронета Локвуда. Время, ненароком, а может и вполне осознанно пущенное вскачь Ицковичем, начало поджимать.

Мыться в холодной воде — занятие не для слабых духом, но в нынешнем теле, Матвеева было невозможно напугать подобными житейскими мелочами. Помывка была почти армейской. Прибрав за собой остатки нервического свинства, Степан прошёл в свои комнаты, попросил дворецкого принести «что-нибудь пожрать»- от этих слов лицо старого служаки явственно перекосилось, но и только, — прямо туда и не беспокоить минимум до вечера.

Мысли о дальнейших действиях неожиданно натолкнулись на отсутствие хоть сколь-нибудь внятной информации о европейских политических «раскладах». Здесь даже память баронета не могла помочь. Нет, конечно, Майкл Мэтью был в курсе тогдашнего «мэйнстрима»[90], но обладал лишь крупицами столь необходимого знания. Сейчас нужно было решать уравнение с таким количеством переменных и неизвестных, что Матвеев воспринял это как нешуточный вызов своим математическим способностям.

«Попробуем разбить одно уравнение на несколько и решить его по частям, — тут в ход пошла бумага и карандаш, — может, что и выйдет».

Уже через несколько часов на столе образовалась внушительная кипа исчерканных листов со схемами связей и взаимовлияний, а пепельница была полна настолько, что гора окурков грозила повторить участь Вавилонской башни. Пришлось распахнуть окно, иначе в дыму можно было повесить не только отсутствующий «в апартаментах молодого джентльмена» топор, а, пожалуй, неплохую коллекцию холодного оружия из парадного зала на первом этаже.

Взять ситуацию «в лоб», с кавалерийского наскока не получалось, да ещё практически неконтролируемый Майкл то тут, то там вылезал с совершенно «несвоевременными мыслями», как партизан.

«Партизан? Так-так-так. Не можешь победить честно — просто победи. Особенно при таком неравенств возможностей, сил и ресурсов. Трое против… А кстати, против кого? Похоже из союзников у нас только руки, ноги и головы. Зато все остальные — в лучшем случае недоброжелательные нейтралы».

Незаметно для себя, и, судя по всему, не без помощи Гринвуда, Степан начал бурчать себе под нос, ибо мурлыканьем звуки, издаваемые рассерженным мужчиной, назвать было нельзя, нечто вроде:

Знавали мы врага на всякий вкус:
Кто похрабрей, кто хлипок как на грех,
Но был не трус афганец и зулус,
А Фуззи-Вуззи — этот стоил всех!
Он не хотел сдаваться, хоть убей,
Он часовых косил без передышки.
Засев в чащобе, портил лошадей,
И с армией играл как в кошки-мышки…[91]

«Это что ещё такое?»

«Это сэр Редьярд Киплинг, — сказал кто-то изнутри, — лучший поэт Британии».

«Ага! Стихи о партизанах… Как там дальше?»

Газеты не читал он никогда,
Медалями побед не отмечал,
Так мы расскажем, до чего удал
Удар его двуручного меча!
Он из кустиков на голову кувырк
Со щитом навроде крышки гробовой —
Всего денёк весёлый этот цирк,
И год бедняга Томми сам не свой…