В тропики за животными

Когда мы ходили на лодке вверх по реке, то поднимаемые нами волны докатывались до низких песчаных берегов и накрывали скопления бабочек. Отхлынув, волны оставляли на песке кучки сломанных крыльев и брюшков, мокрых и испачканных. Но даже эти разноцветные останки привлекали новых и новых бабочек, которые через несколько секунд покрывали погибших ярким трепещущим саваном.

К несчастью, бабочки были не единственными насекомыми, обитавшими в Иреву-Куа. Нас буквально изводили целые орды кровососущей нечисти, действовавшей по четко отработанной системе.

С раннего утра за дело принимались комары. Их было несколько видов, и особенным садизмом отличались крупные, с хорошо различимой белой головой. Мы обычно завтракали у костра, в надежде, что едкий дым будет держать их на расстоянии, но некоторые из этих тварей шли на все, лишь бы испить нашей крови. Когда солнце поднималось над лесом и накаляло красную землю на нашей поляне так, что она превращалась в пыль, комары оставляли дом и удалялись к реке, в тень деревьев. Если мы по неосторожности забредали туда, они набрасывались на нас с таким же пылом, как и утром, но дом в дневные часы был от них свободен.

Наступал черед мбарагуи, крупных синих мух, укус которых можно было сравнить с уколом иглы, оставлявшим на коже капельку крови. Эти тоже трудились на совесть. Они безжалостно мучили нас все жаркое время дня и кончали работу с приближением сумерек, когда некоторая часть комариного войска могла возобновить свои действия. Главными же исполнителями вечерней программы были польверины. От этих крошечных, не больше пылинки, черных мушек мы страдали сильнее всего. С комарами и мбарагуи нам удавалось хоть как-то расправляться: хлопнешь мучителя, когда он воткнул хоботок в твою кожу, и из лопнувшего брюха полетят брызги крови, пусть даже твоей собственной. Но польверины были так мелки и так многочисленны, что хотя одним ударом можно было уничтожить их с полсотни, это не приносило ни малейшего облегчения: густое черное облако над головой абсолютно не редело. И защиты от них не было никакой: они без всяких затруднений проходили сквозь нашу противомоскитную сетку, и остановить их могла бы только простыня. Из одной мы попытались соорудить что-то вроде палатки, но в ней было так жарко и душно, что от этой затеи пришлось отказаться. Оставалось одно — штукатурить себя цитронеллой и другими патентованными средствами от насекомых. Некоторые из этих средств обладали отвратительным запахом, от других горела кожа и мучительно жгло глаза и губы. Но польверины, казалось, считали эти медикаменты пикантной приправой к своему обычному блюду и каждую ночь пировали на наших телах. На рассвете их смена кончалась, и на дежурство заступали комары.

Только погода могла внести изменения в это расписание, причем как в лучшую, так и в худшую сторону. Если день выдавался пасмурным, сырым и душным или ночь была ясной и лунной, тогда комары, мбарагуи и польверины работали сообща. И лишь сильный дождь сметал прочь всю эту нечисть. В Иреву-Куа один день из четырех бывал дождливым, и при других обстоятельствах это повергло бы нас в отчаяние, но здесь дождь приносил несказанное облегчение. В такие дни мы чувствовали себя счастливыми и, лежа в гамаках с книгой, наслаждались блаженной свободой.

В первые же дни ко всем нашим тревогам прибавилась еще одна, и очень серьезная. По нашим расчетам, Кейо должен был подойти к хижине примерно через сутки после нас, но пошли уже третьи, а он не появлялся. Мы доели все свои припасы и вынуждены были обратиться за помощью к Неннито, хотя и так уже были у него в долгу за приют. Пища наших хозяев не отличалась ни разнообразием, ни хорошим качеством. Их рацион неизменно состоял из вареного маниока и затхлой солонины да иногда нескольких горько-кислых диких апельсинов на десерт. Помимо проблем с пищей у нас было плохо и с горючим, но тут уж Неннито ничем не мог нам помочь. Ситуация получалась не из приятных. Если катер Кейо из-за поломки встал временно где-нибудь на реке, у нас еще хватило бы бензина, чтобы добраться до него. Но если с ним случилось что-то серьезное и Кейо решил сплавляться до Жежуи, тогда нам до него на моторе не дойти, и остается только самим пуститься самосплавом в долгую и голодную погоню.

С каждым днем наше беспокойство возрастало, но наконец, на пятые сутки Кейо прибыл, улыбаясь, как ни в чем не бывало. Мы бросили ему канат, катер причалил, и Кейо зашагал наверх по каменистому склону. Я еще долго оставался на берегу, наблюдая за выгрузкой наших ящиков, а затем последовал за ним.