В царской ставке

Можно, быть может, было бы еще спасти положение принятием энергичных и обширных мер в самые первые дни революционного движения, то есть 25 и 26 февраля. Но для этого верховное командование и главнокомандование Северо-Западным фронтом должно было быть в руках прозорливых, смелых и решительных боевых начальников, каковыми ни генерал Алексеев, ни тем более генерал Рузский не были; к тому же генерал Алексеев как раз в этот критический момент был тяжело болен. Кроме того, петроградские власти в эти первые дни революции посылали в Ставку успокоительные донесения и заверения, что с этим движением справятся собственными силами.

В той обстановке, в какой началась и развивалась революция, ее остановить было невозможно. Ее мог бы, быть может, остановить великий князь Николаи Николаевич, останься он во главе верховного командования; но при нем революция, наверно, и не началась бы.

Остается, значит, во всей своей широте чреватый великой ответственностью вопрос: почему же не были своевременно предприняты меры для предотвращения начала революционного движения в столице и, в случае необходимости, для успешной борьбы с ним.

Верховное командование, даже при поверхностном знании истории, должно было отдавать себе отчет в том, что революционные движения во время войны не редкое вообще явление и что они всегда начинаются именно в столицах. Поэтому во время войны всегда должны предприниматься самые обширные и надежные меры для обеспечения порядка в столице.

Особенно же это было необходимо, когда всем нам и, конечно, верховному командованию стало ясно, что направление нашей внутренней политики способствует развитию революционного настроения в народных массах.

По закону на верховном командовании лежит долг принять все меры для успешного исхода войны. Революционное движение неминуемо должно было бы иметь отрицательное влияние на этот исход; этого, конечно, верховное командование не могло не знать. Поэтому, раз оно не было в состоянии изменить пагубное направление нашей политики, его прямой долг был, никак не поддаваясь каким-либо чувствам и политическим соображениям неукоснительно принять со своей стороны самые решительные и продуманные меры для обеспечения порядка в столице. Это ему повелевал его долг.

Как же оно этот свой долг исполнило?

Верховное командование, несомненно, знало о нарастании революционного настроения в столице. Об этом его постоянно осведомляли тревожные донесения охранного отделения, в которых прямо говорилось о том, что близится революция.

Правда, министр внутренних дел Протопопов уверял верховное командование, что он с одной лишь столичной полицией и жандармерией справится со всякими беспорядками, но генерал Алексеев, зная, как и мы все, оппортунизм, неуравновешенность и крайнюю ретроградность взглядов Протопопова, ни в коем случае не смел положиться на его заверения и именно потому, что высшая гражданская власть в столице была в руках этого полусумасшедшего и всеми ненавидимого человека, должен был со своей стороны принять особо сугубые меры для обеспечения порядка в столице.

О том, что генерал Алексеев это сознавал, видно из того, что незадолго до начала революции столица и прилегающий к ней район были выделены в особую область, во главе которой был поставлен главноначальствующий генерал.

На эту, особо ответственную в данных серьезных обстоятельствах, должность был, однако, назначен никому не известный и ничем себя не зарекомендовавший заурядный генерал Хабалов, который, не отдавая себе отчета в положении, вероятно, из карьерных соображений, не решался докучать Ставке какими-либо своими требованиями и довольствовался тем, что имел.

Между тем подведомственный ему гарнизон столицы состоял лишь из запасных батальонов гвардейских полков, казачьего второочередного полка и нескольких сот юнкеров и курсантов разных военных училищ и курсов.

В 1916 году запасные батальоны были укомплектованы главным образом солдатами старых сроков службы, семейными, давно уже потерявшими понятие о воинской дисциплине, и сами были чрезвычайно благоприятным «материалом» для возбуждения, а никак не для усмирения беспорядков; при этом почти все, к тому же совершенно недостаточные числом, офицеры этих батальонов, призванные также из запаса, принадлежали к радикально, и даже революционно, настроенным слоям русского общества; они именно и увлекли в критический момент запасные батальоны на сторону революции и тем обеспечили ей успех.

Во второочередных казачьих частях положение было немногим лучше.

Таким образом, в распоряжении генерала Хабалова для подкрепления, в случае надобности, столичной полиции не было никаких других надежных боевых частей, кроме нескольких сот юнкеров и курсантов.

Как же случилось, что верховное командование не озаботилось назначить в состав гарнизона столь жизненно важного центра для успешного хода войны, каковым была столица, достаточное число надежных кадровых войсковых частей?