Граф Панин, сын графа Петра Панина, о котором я говорила выше, ни в чем не походил на своего отца. У него не было ни силы характера, ни умения себя держать, и он был способен только к интригам и возмущению. Император Павел, когда был еще Великим Князем, принимал в нем участие как в племяннике графа Никиты Панина, его воспитателя. Граф Панин воспользовался склонностью Великого Князя, удвоил усердие и старание и достиг того, что овладел его доверием. Заметив несогласие, царившее в отношениях между Государыней и ее сыном, он захотел нанести последний удар, чтобы потом осуществить свои честолюбивые и даже преступные проекты. Он возвратился в Гатчину после кратковременного пребывания в городе и попросил у Великого Князя особой аудиенции, чтобы сообщить ему дело первой важности.
Великий Князь назначил ему время, когда граф должен был прийти к нему в кабинет. Граф вошел со скромным видом, очень ловко прикрыв скромностью, как маской, свое вероломство, и, наконец, сказал Великому Князю с притворным колебанием, что откроет ему самую ужасную для него вещь, что дело идет о заговоре, образованном против него Государыней, его матерью, и что она посягала на его жизнь.
Великий Князь спросил у него, знает ли он имена заговорщиков, и, услыхав утвердительный ответ, приказал написать их на листе. Граф Панин при помощи своей фантазии составил большой список.
— Подпишите! — прибавил Великий Князь.
Панин подписал. Тогда Павел взял лист и сказал:
— Идите, предатель, и не показывайтесь никогда мне на глаза.
Он рассказал об этой ужасной клевете своей матери; Государыня была также возмущена, как и он, а этот список остался у Великого Князя Павла в отдельном ящике, хранившемся у него всегда в спальне.
Возвратимся к придворным происшествиям после коронации. Третьего мая Государь уехал из Москвы вместе с сыновьями, отправляясь в объезд вновь приобретенных в силу раздела Польши губерний и оттуда прямо в Петербург. Государыня уехала из Москвы одновременно с Государем, вместе с Великими Княгинями, своими невестками и со своей дочерью, Великой Княжной Александрой. Она объявила им всем троим, что они не будут расставаться с ней ни днем, ни ночью. И действительно, как в дороге, так и по приезде в Павловск она оставляла их ночевать в своей комнате. У Великих Княгинь Елизаветы и Анны даже не было другого, отдельного помещения, кроме ее апартаментов.
Здоровье Великой Княгини Елизаветы, выдержавшее всякого рода испытания предыдущей зимой и утомительные церемонии коронации, в конце концов пошатнулось. Великая Княгиня впала в состояние особой слабости, сопровождаемой страданиями, почему она с крайним нетерпением ждала приезда Императора, чтобы, по крайней мере, освободиться от зависимости, в которой она находилась. Наконец, этот момент наступил в последних числах мая. Государыня в сопровождении двора выехала навстречу Государю в Гатчину, где провела только несколько дней, после чего все вернулись в Павловск.
Стремились во что бы то ни стало заставить позабыть прошлое царствование и в виде одного из средств переменили, насколько это было возможно, место всех резиденций двора. Императрица Мария питала отвращение к Царскому Селу, объяснимое только личными отношениями. Она ревновала его к созданному ею Павловску. Вследствие этого Императорский дворец в Царском Селе, жилище, достойное Монарха, и где всегда весь двор удобно размещался, был брошен, и все лучшее из имущества перевезено в Павловск, тоже красивое место, но нисколько не соответствовавшее размерам с двором и не подходившее для резиденции Монарха, влюбленного в пышность и приемы. Поспешно строили новые здания, но они были разорительным противоречием с постройками прошлого царствования. Екатерина II построила для своего внука великолепный дворец в Царском Селе. Императрица Мария, пока по ее распоряжению для наследника трона строили деревянный дом, поместила его в хижину. Да и дом Великого Князя Александра немногим был больше, но Великая Княгиня Елизавета чувствовала себя там счастливой в сравнении с теми тремя неделями, которые она провела во дворце.
Немного спустя после возвращения Государя, когда однажды вечером он прогуливался по саду в Павловске вместе с двором и лицами, составлявшими его постоянное общество, послышались звуки барабана. Все насторожились. Для вечерней три было слишком поздно. Император остановился, заметно взволнованный. Били тревогу. «Это пожар», — вскричал он, повернулся и быстро пошел ко дворцу вместе с Великими Князьями и военными. Императрица с остальным обществом следовала за ним издали. Подойдя ко дворцу, увидали, что одна из ведущих к нему дорог занята частью гвардейских полков. Остальные кавалеристы и пехотинцы поспешно бежали со всех сторон. Спрашивали друг у друга, куда надо идти, сталкивались, и на узкой дороге, наполненной войсками, военные, пожарные и различные повозки пролагали себе дорогу только с помощью страшного крика.