В царстве жар-птицы

Они прошли несколько дней вполне благополучно, делая время от времени привалы. Иногда на пути они занимались интересной охотой за неведомыми птицами и сумчатыми, из которых больше всего их поражал своим странным видом кенгуру, не скачущий, подобно своему австралийскому родичу, а лазающий по деревьям и обладающий хвостом, покрытым шерстью.

Производили неприятное впечатление своим отвратительным видом monotremata — млекопитающие, казавшиеся на первый взгляд птицами.

По расчету друзей, они должны были пройти более ста километров в южном направлении. Пока лес не представлял никакой опасности — не было ни кошачьих хищников, ни дикарей. И только в загадочные звездные ночи, когда в лесу воцарялась непроглядная тьма, слышны были жуткие шепоты неведомых лесных голосов, повествовавших о неслыханных, призрачных видениях мира, о великих возможностях баснословной были седых тысячелетий…

Зато, когда владычествовал пиршественный день над великим лесом, радость огромная разливалась по чащам, пьянела земля, пьянел воздух, пьянели растения, птицы, звери, люди.

Был светел мир тогда, как мираж золотой сказки.

Волшебные райские жар-птицы горели фантастической игрой красок на позолоченных кронах пальм. И нега великая, вечно весенняя, чувствовалась в этом грезовом мире…

Еще через несколько дней Арский и Скиндер вступили в более высокую область, где господствовал другой пейзаж. Это были сухие склоны гор. Эвкалиптовые леса и акации, — флора, столь характерная для Австралии, — с редко стоявшими деревьями, производили довольно унылое впечатление после волшебных пейзажей пройденного пути.

Эвкалиптовые леса перемежались с совершенно унылым ландшафтом — далекими пустынными саваннами, на которых, под влиянием малейшего ветерка, разбегались волны высокой травы кенгуру.

Впрочем, этот пейзаж не был лишен живописности: открывался широкий горизонт с далекими вершинами гор и темным поясом лесов, окаймлявших травяное море.

Через несколько дней область саванн кончилась, и Арский и Скиндер снова вступили в влажный тропический лес.

Они прошли уже, как им казалось, целые сотни километров, а желанного морского берега все не было и не было.

Понемногу в их душу начало закрадываться сомнение: действительно ли они идут по направлению к берегу, а не в глубь страны? От этой последней возможности дрожь охватывала их, и гибель казалась неминуемой. До сих пор друзьям не встречались туземцы; если бы оказалось, что они идут в глубь острова, опасные встречи оказались бы неизбежными.

Арский и Скиндер пользовались всеми своими элементарными астрономическими и географическими познаниями, чтобы, по возможности, идти в желательном направлении к морскому берегу.

Но дни шли за днями, а их все окружал лес, которому, казалось, никогда не предвиделось конца, точно весь мир был заполнен им.

Отчаяние начало закрадываться в их души. Зажившая было и снова открывшаяся рана Скиндера усиливала безотрадность их положения. Ноги, после долгого, утомительного перехода, отказывались служить. Арский и Скиндер похудели и осунулись.

Наконец настал день, когда они, изнемогши совершенно, опустились беспомощно на землю и стоически стали ожидать смерти. Скорбные мотивы траурной меланхолии наполнили их уставшее существо тоскливыми видениями, внушавшими страх и немощь перед жизнью, перед ее вездесущием и суровой неумолимостью. И тихая утешительница-смерть неслышно приближалась к сраженному, немощному «я», с убаюкивающим шепотом, с вечной сказкой великого покоя, великой нечувствительности, великого безразличия. Томная смертная страсть овладевала душой, расцветая осенними цветами, тихо звуча серебристыми шепотами, преображаясь в бледные видения…

Но в тайниках подсознательного «я» бурлит невидимый поток тысячелетней жизни, по временам умеряющий свой пыл для того только, чтобы с тем большей силой вырваться на поверхность сознания. И кажется, когда затихает его шум, что само существование его невозможно и призрачно; кажется, что он бесследно исчез в неведомых душевных глубинах… Только, когда запенится вновь бурный поток, когда заиграют его водопады и заискрятся сонмом огней бесчисленные брызги его — он снова владычествует над замирающим духом, он снова властно поднимает заглохшие силы тела.

И жизнь поет победную песнь над побежденными призраками немощи, отчаяния, смерти…

Вечер бросил мягкую темную фату на великий лес.

Далекая бездна неба глянула в лесные недра загадочным взглядом звезд.

Огромная тишина величаво плыла по заснувшему царству вечера.

Успокоенный мир точно повторял слова древнего мудреца:

«То, что есть, того нет, — чего нет, то есть».

Арский и Скиндер устроились на ночь. Неизвестная надежда теплилась в их душе. Долго не спали они, устремив взоры вверх. Казалось им, что они так лежат уже давно, что все окружающее их — лишь сонная греза. Казалось им, что они находятся в родных местах, среди близких людей…

И внезапно ослепительный свет сверху заставил Арского и Скиндера оторваться от ласковых видений.

В первую минуту они не могли понять его причины.