В царствование императора Николая Павловича

— Все живы и здоровы, — успокаивающе сказал Николай, — хотя не обошлось без потерь. Убит один жандарм, и четверо ранено. Поляки все арестованы, хотя они и были вооружены до зубов, и не желали сдаваться.

А ты почему, Адини, так разволновалась? Не спишь, вся бледная, того и гляди чувств лишишься…

— Папá, — смущенно сказала великая княжна, — я побывала у них, в будущем. Я видела, как они ко мне относятся. Словно я для них родная – все они старались мне помочь. А доктор Кузнецов, Алексей Юрьевич, он вылечить меня старается, от смерти спасти. Я же слышала, — Адини всхлипнула, — что в их прошлом я умерла совсем молодой. А Александр Павлович сказал мне, что я буду жить долго-долго, и буду счастлива…

Николай почувствовал, что и сам с трудом сдерживается, чтобы не заплакать. Он очень любил Адини, и при всей своей суровости, испытывал к девушке нежность и жалость.

Император обнял дочь и прижал ее к груди. — Успокойся, милая моя, — сказал он, — все будет в порядке. Эти люди посланы к нам самим Господом. Если мы будем с ними честными, и если у нас хватит ума не повторить те ошибки, которые мы наделали в их истории, то наше Отечество будет спасено от многих бед и напастей. Сотни тысяч людей останутся живы, матери не будут лить слезы по своим погибшим сыновьям. Помнишь, что написано в Нагорной проповеди: «Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божиими». Если с их помощью нам удастся сохранить мир в нашей стране, то я буду считать, что это самое лучшее, что я совершу за все время моего правления.

— Папá, ты самый лучший и самый добрый человек на свете, — всхлипнула Адини, — я тебя очень люблю. Я случайно услышала, — тут Адини покраснела, — что ты собираешься ехать в Аничков дворец, чтобы встретиться с этими людьми. Возьми меня с собой…

Кто на новенького?

В Аничковом же дворце уже началось «производственное совещание», на котором присутствовали все, кто принял участие в этой «ночи длинных ножей» – так окрестил все произошедшее Шумилин-младший.

Ротмистр Соколов, приехавший во дворец прямо из здания у Цепного моста, рассказал, что задержанных поляков, после оказания им первой помощи, сразу начали допрашивать. Некоторые заупрямились и молчали, не отвечая на вопросы следователей. А некоторые, наоборот, перепуганные насмерть, трещали не умолкая, словно боясь, что как только они перестанут говорить, их снова передадут в руки звероподобных жандармов, после чего за их жизнь не дадут и ломаного гроша. Следователи не успевали записывать все то, что спешили сообщить им арестанты. По большей части они несли разную чепуху, но кое-что интересное для ведомства Александра Христофоровича, они все же сообщили.

Так, например, выяснилось, что сагитировал их приехать в Петербург один британец, пообещав хорошее жалование и непыльную работу. К примеру, по указанию их старшего кого-нибудь избить или прикончить. Но все переговоры с этим британцем вел этот самый старший, о котором шляхтичи знали лишь то, что зовут его пан Збышек, и что он во время мятежа в ноябре 183о года в Варшаве он убивал русских солдат, а потом был правой рукой самого князя Адама Чарторыйского. Пан Збышек как-то раз проболтался, и сказал, что у князя Адама в Петербурге осталось много знакомых и сторонников еще с той поры, когда он был министром иностранных дел России и лучшим другом императора Александра I.

Шумилин, выслушав ротмистра, сказал, что он почему-то не сомневался в том, что, как он выразился, «эта ясновельможная сволочь», еще долго будет гадить России. В реальной истории князь Чарторыйский после восстания 1830-1831 года окопался в Париже, где поддерживал все антироссийские движения, и занимался формированием польских отрядов, которые с оружием в руках боролись против России. Некоторые из «птенцов князя Адама» отправлялись на Кавказ, где в составе отрядов горцев воевали против русских войск.

— Я вот что думаю, — сказал Виктор Сергеев, обращаясь к ротмистру Соколову, — Дмитрий Григорьевич, а не послать ли несколько толковых ребят из вашей конторы в Париж, чтобы отправить неугомонного князя в «места вечной охоты». Я полагаю, что лишь пуля в голове угомонит этого поганца, и он, наконец, перестанет строить козни России.

— Видите ли, Виктор Иванович, — смущенно сказал ротмистр, — я полностью с вами согласен, но, к сожалению, граф слишком щепетилен в такого рода делах. И он вряд ли отдаст приказ о, как говорят у вас, ликвидации князя Адама.

— Гм… — задумчиво проговорил Шумилин, поглаживая свою короткую седую бородку, — я уважаю честность и щепетильность, а также рыцарское поведение Александра Христофоровича. Но, как у нас говорят в народе – с волками жить – по-волчьи выть. Хорошо, мы вернемся к этому вопросу чуть позже. А пока давайте прикинем – что нам делать далее…