В ту ночь, готовясь умирать...

— Когда со двора выводил, совсем гладкий был, лоснился. Подумай, сколько ему пришлось подъемов и спусков одолеть до твоего двора! Эх, к чему я все это говорю! Ведь зарекался не раз, не надо слушать советов непутевого Салиха! Кому поверил? Мальчишка годами, ребенок умом…

— Зачем скрыл, что тебя Салих послал?! — воскликнул хозяин. И ущелье снова отозвалось: «Лих-лих!.. Ла-ал!..»

Оглядев крыши соседних саклей, Давла-Мустафа потянул веревку и бычка на ней под навес сарая.

— Вот сюда привязывай… Если Салих сказал, будет тебе оружие.

Кичи-Калайчи поджал губы. Странные люди. Там, у ручья, человек в кожанке свои часы отдал в обмен на несколько слов дуралея Салиха. И здесь этот Гром-Голос готов оружие отдать только потому, что Салих советовал. Что они в нем нашли? Не князь, не имам, за что ему такой почет?..

— А ты откуда знаешь Салиха?

— Я? — изумился Кичи-Калайчи. — Да это ж мой ученик! Из этих вот рук ремесло получил!

— Выходит, главного не знаешь: Салих — большевик!

— Кто? Этот батрак-поденщик?

— Ах, так заговорил? Нет у меня ничего! Иди, дорогой!

Давла-Мустафа засеменил к порогу дома, но Кичи-Калайчи в два прыжка догнал его и вцепился в тощее плечико:

— Ты что? Поиграть захотел? То «нет оружия!», то «есть оружие!», то гудишь: «Сюда привязывай!», то ревешь: «Иди, отвязывай!» Не морочь голову! Скажи сразу: есть у тебя оружие или только гром в глотке?

— Зачем тебе оружие?

— Воевать иду!

— Позволь спросить: с кем?

— Откуда я знаю, как их зовут?! Со всеми богатеями.

— Прямо надо говорить: «Иду бить мироедов».

— Пожалуйста: иду бить мироедов! Слушай, будь человеком, объясни, как узнать, кто мироед, а кто — нет? Невинного боюсь застрелить…

Давла-Мустафа задумался. Потом прикрыл рот ладошкой и сказал:

— Пожалуй, тебе лучше так поступать: встретишь человека — первый спрашивай: «Земля у тебя есть?» Если в ответ рассмеется, скажет: «Откуда у бедняка земля!» — значит, не мироед. А если нахмурится, вскинет винтовку — тогда все дело решит скорость, кто быстрее выстрелит.

— А если меня убьют?

— На то и война.

— Теперь — ясно. Неси оружие.

— Сейчас, вот только дело какое: ружья у меня нет. Остался один маузер и двадцать три патрона…

— Если патроны не холостые — и маузер годится.

Хозяин бросил перед бычком охапку прошлогодних листьев кукурузы, метнулся к порогу и сразу выскочил обратно.

— А стрелять умеешь? — Давла-Мустафа подал лудильщику маузер в блестящей деревянной кобуре.

Кичи-Калайчи внимательно осмотрел рукоять, украшенную насечкой, вскинул маузер и, не целясь, выстрелил в горшок, опрокинутый на жердь для просушки. Посыпались черепки. Хозяин уважительно подхватил стрелка под локоть и повел к воротам:

— Не трать зря патроны, дорогой. Теперь их осталось двадцать два… Тебя как зовут?

— Кичи-Калайчи. Побереги бычка. Прощай!

— Доброй дороги! — в полный голос сказал Давла-Мустафа, и его напутствие усилило эхо: «…рой-ой! Роги-ро-ги!..»

Кичи-Калайчи успел спуститься в ущелье Маклатис, когда заметил: по верхней тропе летит конь, роняя пену. Белый конь со всадником.

— Победа! Наша взяла! — кричал всадник, сияя на солнце белой буркой с алым башлыком.

Лудильщик подошел к мельнице, которая давно не работала потому, что у людей не было зерна. Около разрушенной запруды стояли: мельник, старик с палкой-ярлыгой и хозяин осла, нагруженного хворостом. Все трое провожали взглядом всадника, который направил коня к вершине горы.

— Слышали добрую весть? — спросил подошедший лудильщик. — Советская власть уже победила!

— Я другое слышал, — сказал мельник, — в Маджалисе харбукинца повесили. Вверх ногами!

— Живого? — удивился хозяин осла.

— Мертвого — зачем вешать? Его хоронить надо… — объяснил старик с ярлыгой. — Если бедняки победили — это меня радует. Мой сын ввязался в драку за Советскую власть и…

— Как хорошо! Он там воюет, а ты здесь по дорогам разгуливаешь! — Кичи-Калайчи осуждающе оглядел старика. — Может, сыну помощь нужна, а ты…

Старик пристукнул палкой, выпрямился:

— Вот я и спешу на помощь! Интересно, куда это ты собрался?

— Я не «собрался», а уже шел воевать с мироедами. Оружие достал, а теперь слышу: победа, наша взяла. Прощайте, люди!

И Кичи-Калайчи повернул обратно на дорогу в Мозгараул, где получил маузер и оставил своего бычка.

Дойдя до ворот дома Давла-Мустафы, лудильщик позвал хозяина. Никто не отозвался, только бычок мыкнул, признав знакомый голос.

Лудильщик открыл ворота и подошел к навесу.

«Не успел к бою, успеть бы к пахоте», — подумал Кичи-Калайчи, отвязал бычка, той же веревкой обмотал деревянную кобуру, где дремал маузер, высыпал на сухие листья патроны.

Покончив с обменом, он вывел бычка за ворота и погнал в свой аул. Шел домой и мечтал: срубит ореховый ствол на соху, наконечник железный смастерит сам, зерно попросит в долг и засеет свое поле — все будет так, как решил, только не верилось: неужели будет есть Кичи-Калайчи свой хлеб?..