Сибхат Карчига поклонилась им, легко взобралась на лошадь и уехала. Старик Хасай, дымя сигаретой, рассматривал пожелтевший солдатский треугольник со штемпелем военных лет.
— Погибли солдаты на войне, а вести от них все еще идут и идут! — сказал он многозначительно. — Будто с того света возвращаются и стучатся к людям.
— А ты прочти, старик, — попросила Мана.
— Чужое ведь письмо.
— Ашура нам не чужая, читай.
И Хасаю интересно было заглянуть в это письмо. Бережно раскрыл он треугольник, расправил на колене и стал читать вслух:
― «Здравствуй, соседка Ашура!
Я на днях получил от отца письмо. Отец мой писал, что ты живешь у нас, что ты вошла в нашу саклю как моя невеста. Я могу понять отца, зачем и для чего он это сделал. Но я очень хочу, чтоб и вы с отцом поняли меня. Соседка, милая моя Ашура, прости меня, если я нанесу тебе обиду, но я хочу сказать правду. У меня есть девушка, она живет в городе… Отец мой поступил опрометчиво. Он не имел права поступать так, не спросив меня.
Ты добрая, ты хорошая, ты очень красивая, Ашура, ты будешь счастливой, обязательно будешь, потому что я этого хочу. Пожалуйста, не обижайся на меня, постарайся понять. Считай меня братом, а я буду гордиться такой сестрой, как ты, и никогда в обиду тебя не дам! Это я говорю тебе к тому, чтобы ты свою прекрасную жизнь, а я верю, что она будет прекрасной, не связывала со мной. Я хочу, чтобы ты была вольна решать свою судьбу…
Будь счастлива! Я желаю тебе много радостей в жизни, ты их достойна.
Прости меня, сестричка Ашура. И отца моего прости. Я ему написал такое же письмо, и он поймет меня.
С самыми добрыми пожеланиями, верный тебе брат
…Ни Сибхат Карчиге, ни автору неизвестно, передали ли это письмо старики адресату.
Глава вторая
Сурхаев Али-Булат. Был смертельно ранен при отражении танковой атаки противника северо-западнее Сталинграда и умер в госпитале.
Как привольно в горах в ясный день, когда бирюзовое небо — словно опрокинутая над вершинами лазурная чаша, и как сразу становится грустно, когда опускаются тучи, а из ущелья поднимаются туманы. От этих туманов все вокруг серое и сырое.
— Наши предки, — говорят сирбукинцы, — выторговали у дьявола эти туманы за одного красного быка.
И о красном быке рассказывают сирбукинцы легенды, греясь летом у железной печи в конторе сельсовета. Ведь туман в старые времена был спасителем горцев от нашествий иноземцев. А толк в железной печи вряд ли кто знает больше, чем сирбукинец.
Вот сегодня на солнцепеке, время такое, как горцы говорят, дыня поспела — жара спала, у здания сельсовета сидят почтенные сирбукинцы и радуются погожему дню, и как раз все мастера железных печей. Да, да, все они работают в давно организованной в ауле артели, где изготавливается этот все еще немаловажный для горцев инвентарь. Еще не исчезла нужда в железных печах, да если и нет нужды, кто не купит это произведение искусства! В своем деле сирбукинцы достигли такого совершенства, что их печи недавно были выставлены на продажу в магазине сувениров «Антика».
Не случайно сирбукинскую артель называют художественным комбинатом в системе Министерства местной промышленности.
Впрочем, теперь часто можно встретить в аулах людей, которые разыскивают старые вещи и просят их продать, собирают даже старые керосиновые лампы. «А не ищут ли они Аладдинову волшебную лампу?» — усмехаясь, говорил как-то на гудекане Таимхала Нур-Махамад.
Вот и сегодня он сидит среди почтенных стариков на гудекане, опершись руками на сучковатую абрикосовую палку.