В ту же реку

Главный с моей «немкой». Я фотографирую. Никаких пейзажей – только люди. Толпа с секретарем обкома. Толпа с инструктором ЦК. Инструктор жмет руку А. Слушает Б. Смотрит на ружье В. Больше всего сюжетов – стоит рядом с Г. Точнее, он стоит, а они по очереди пристраиваются, вроде что-то вместе вдали увидеть хотят. Мне позируют, каждому хочется фотку себя рядом с важным начальником заполучить. Я знаю, что через двадцать лет его и помнить не будут, а народ надеется, вдруг будущий генсек.

Те, кто подальновидней, обкомовских обхаживают. Инструктор приехал и уехал, а те никуда не денутся, вопросы решать с ними придется.

Тут слышу тихий скандальчик. Секретарь обкома без ружья. Как проглядели!

Я тихонечко:

– Никита Захарович, – подаю сумку со своим «Зубром» и патронташ. Пока берет, шепчу: – «Зубр» новый, нижний ствол нарезной. Патроны – мелкая дробь, пулевые в подсумке.

Взгляд обещает все мыслимые блага района разом. Наш председатель выдвигается вперед и широко улыбаясь, вещает:

– А я тут в запас взял… – раскрывает сумку. – Сего красавца «Зубром» зовут, знакомьтесь! – отдает в руки секретарю.

Потом патронташ. Что-то втирает про патроны, будто сам набивал. Ружье красивое, человеку нравится, до конца охоты Никита Захарович с партийцем вместе держались.

В начале банкета последнюю пленку отснял и на катер. Меня до поселка добросили, сами обратно вернулись, а я к Самуилу Яковлевичу. На охоте без меня фотографов хватало, надо успеть что-нибудь показать первым.

Взмок как мышь, почти не спал, но утром фотки 24 на 30 были в райкоме. Мы успели первыми, другие, видать, с начальством тусили или думали, что тусят. Фото не полностью, только первые лица района и пейзажи с прошлых поездок. При мне перебрали, поблагодарили и отправили домой, сказав на прощание: «Молодец, Леха!»

Приехал в поселок, встретил Ириску. В кино она отказалась идти, просто чуток прогулялись по главной улице. Ну, дело молодое, пока никто не видит, пару раз поцеловались.

Провожаю домой, вдруг слышу вопрос:

– Алёшенька, ты действительно диверсанта убил?

И эта туда же!

Другой раз иду по улице, навстречу Попик гребет, их из лагеря вчера привезли. Семя на днях приедет из «Орленка». Зацепились языками, новости рассказываем друг другу. Ну, раз ребята съезжаются, значит, скоро в школу. От наших в классе девять человек осталось, да семь новеньких приехало. Всего шестнадцать человек, из них десять девчонок. С ними вопрос интересный, я как-то пропустил, а он уже про всех знает.

Самая красивая Ван Лия. «Лиу», – машинально поправил я его. Я с ней девятый и десятый класс вместе просидел. Китаянка, как и Аня Ли. Будет первой красавицей школы. Длинная черная коса. Молочно-белая кожа. Мелкие ровные жемчужные зубы. Я от нее был без ума в прошлой жизни. Гуляли до конца школы, она довольно далеко давала мне заходить, почти до конца. Незадолго до выпускного сказала: «Извини, Леша. Мы расстаемся. Ты бесперспективен». Как показала дальнейшая жизнь, была права, до особых высот я не поднялся. Однако тогда меня сильно ударило. Жить не хотелось. Чуть экзамены в институт не завалил. Постарше стал, начал думать, что, может, из-за учебы со мной гуляла. Она в математике ноль без палочки, а я ей задачи решал. Физика, химия, да и остальное.

Колька соловьем про нее поет, а мне грустно. В новой жизни я с ней сидеть не буду. Лучше с той же Жанкой. Она отличница, но полненькая и на лицо ничего примечательного. Тоже этим летом приехала. Отец – простой рабочий в СМУ, а мать учительница истории и географии. В прошлый раз Жанна собиралась поступать в Новосиб, что с ней после отъезда стало, не знаю. Однако девочка умненькая и в общении приятная.

Все ничего, вдруг Колян меня так проникновенно спрашивает:

– Лех, а ты, правда, диверсанта на охоте завалил?

– Врут. Сам не знаю, кто трепанул.

– А что до подхода погранцов отстреливался, тоже врут?

– Конечно! Ну, ты сам посуди, что у нас взрывать?

– Как что? Найдут! Ты расскажи, как дело было. Я честно больше никому!

Откуда эти слухи взялись? Вася Пушкин тут как-то спросил:

– Слышал, ты тут с диверсантами в тяжелый вес пошел?

– Да нет! Болтают!

Он со значением покивал головой, но не поверил. Тяжеловес – это либо срок очень большой, либо дело очень крупное. Зачем мне такая слава? Кто такой слух распустил? Я тут точно ни при чем.

После изнуряющей работы Самуил Яковлевич велел отдохнуть, не появляться в конторе до среды и никому не обещать фотографий с охоты, а желающих посылать к нему лично. Только тут я понял замысел великого комбинатора. Какой из районных начальников не захочет получить свою фотку с секретарем обкома в неформальной обстановке? За рюмочкой да на охоте? Или с ныне инструктором ЦК КПСС, а после, может, и того круче? Вдруг генсеком станет? Вот бы сказать, да я в свое время с Лёнькой Брежневым на охоте пил! А?! Каково?! И ведь фоткали меня!

Чтобы получить снимки, надо всего-то договориться с одним хитрым евреем. Сам он не смог бы пробиться на охоту, а коли я зацепился, то буквально втолкнул в свиту.