В тупике

А когда был удален последний слой гипса, когда профессор протер ему ногу спиртом, он на мгновение даже не поверил глазам — такой бледной, такой тонкой была теперь эта многострадальная нога… «Ладно, — улыбался он, глядя на освобожденную ногу, — это все восстановится, будет, как прежде…» Он еще раз посмотрел на ногу с сомнением: а правда, сможет ли он ходить на такой тонкой ноге, поднимать тяжести? Было такое ощущение, что при малейшем напряжении нога переломится пополам, рассыплется… Он не удержался, спросил об этом профессора. Тот взял его под руку, помог встать.

— Ну, а теперь иди! Не бойся, смелее! Ну, а ты боялся! Конечно, нельзя сразу давать большую нагрузку. Расхаживай понемногу, потом будешь удлинять маршрут. Самое большее через месяц совсем о переломе забудешь. Ну-с, на этом позвольте мне покинуть вас — у меня на двенадцать назначена операция…

Кафар стал горячо благодарить его, но Фарида при этом не произнесла ни слова — больше того, в какой-то момент посмотрела угрожающе: не особенно, мол, распинайся…

Не успел профессор Муршудов выйти — прибежала Гемер-ханум, уединилась с Фаридой на кухне. И Фарида, выслушав, сказала ей всего два слова: «Будьте уверены…»

А уже утром следующего дня Кафар, опираясь на костыль, вышел в тупик. Нота вела себя неплохо, и для первого раза Кафар решил доковылять до моря.

Ходить, конечно, было труднее, чем он предполагал сначала, но само ощущение, что он наконец может свободно идти куда захочется, как бы подталкивало его вперед. Он останавливался через каждые десять — пятнадцать шагов, оглядывался, определяя, далеко л — и уже отошел от дома.

Перейдя через проспект Нефтяников, он оказался на бульваре. Народу здесь было по-летнему много: молодежь, старики, дети… На газоне играли два бульдога — то один валил другого, вставал на него лапами, то другой, и тут же оба вскакивали, мчались куда-то наперегонки, и хозяйки — две красивые девушки — бежали за ними следом.

Он нашел свободную скамейку у самого берега под развесистой ивой, сел и… увидел, что рядом сидит Гасанага. Отчего-то сейчас Кафар обрадовался этому.

— А, здравствуй, здравствуй, — он хотел было обнять парня, но Гасанага отстранился. — Ну, ну, зря обижаешься. Думаю, если поразмыслишь как следует, поймешь меня. Что это за подарок, если он унижает достоинство другого? — Гасанага промолчал. — Что-то ты, братец, так сильно похудел?

Гасанага хотел было встать, но Кафар силой удержал его.

— Посиди, посиди, Гасанага. Я давно хотел поговорить с тобой, да все не мог зайти… Она вот не давала. — Он показал на ногу. — Ты ведь слышал, наверное?

— Слышал.

— Ну, а что же не пришел ни разу меня навестить, а?

— С какой стати? Ты же ни разу не пришел к нам.

— К кому? — растерянно посмотрел на него Кафар.

— К нам.

— А что-нибудь случилось?

— Можно подумать, ты ничего не знаешь!

— Клянусь жизнью, не знаю. Я ведь объясняю тебе, что был болен. Больше двух месяцев провалялся.

Кафар произнес это так искренне, что Гасанага смягчился.

— Отец умер…

— Что?! Когда умер?..

— Да уж скоро три месяца будет…

— Я этого не знал, Гасанага! Клянусь твоей жизнью, жизнью твоего брата Махмуда — я не знал, веришь?..

Но Гасанага лишь недобро посмотрел на него.

— А мама была. Все первые семь дней приходила. И на сорок дней пришла. Все равно мама его больше, чем тебя, любила, понял? Не веришь? Она и себе место рядом с могилой отца оставила. Так и сказала: велю перед смертью, чтобы меня рядом с Джабаром похоронили. Не веришь? Пойдем, я тебе покажу, где она себе место оставила! Ну?

Кафар не знал, что должен сейчас сказать Гасанаге. Первой его мыслью было крикнуть: «Молчи, щенок, ты лжешь! Этого не может быть! Замолчи, или я сейчас изобью тебя! Замолчи!»

Но поразмыслив, Кафар постепенно успокоился — а что ему мешает действительно пойти с Гасанагой? А что, если Гасанага говорит все это нарочно, чтобы вывести его из себя? Нет, на ложь это не похоже. Нельзя лгать с такой страстью! Пойду, пойду… И если это все окажется неправдой — я его задушу, этого подлеца!

Он сказал тихо:

— Ну что ж, пойдем, поклонимся твоему отцу. Поздновато, правда, но, думаю, бог мне простит… — И произнеся все это, почувствовал, что у него как-то мягчеет на душе. — Одна только просьба: знаешь, у меня еще нога побаливает… Ты иди, останови такси, я заплачу.

Гасанага искоса посмотрел на него хмуро-недоверчивым взглядом, но через минуту уже стоял с поднятой рукой на проспекте Нефтяников…

…Такси миновало старое кладбище. Проехали Волчьи ворота в верхней части поселка Патамдар, свернули направо и подъехали к новому городскому кладбищу. Могилы здесь тянулись утомительно ровными рядами. Было много готовых, но еще пустых ям — это зрелище Кафар видел впервые в жизни. И все эти пустые пока могилы были одного размера. А что будут делать, если один из покойников окажется слишком длинным или слишком толстым? Их что, несчастных, силком будут втискивать в могилу? А если умер младенец — его что, в такую ямищу бросят?