В тупике сбывшихся желаний

Анжела бросила быстрый взгляд в окно, как всегда, в этот час на Пятой Авеню толпились угрюмой стаей машины, подавая редкие жалостливые сигналы. Дело в том, что в этом месте запрещены автомобильные гудки. Но всё равно время от времени у некоторых водителей сдавали нервы. Впивались указательным пальцем в середину руля, а трезвый ум уже подсчитывал убытки. Расторопные полицейские, которых в час пик было, как китайцев в Чайна-тауне, быстро находили тех, кому не жалко было уплатить штраф в триста долларов.

Энжи одевалась к завтраку, когда из-за закрытой двери раздался плач. Предчувствуя недоброе, она вошла в соседнюю комнату, которая уже наполнилась сизой дымкой скорби. Несколько человек с тихим шёпотом скучилось у изголовья мужа. Откуда эти люди?

Поражённая Анжела с трудом узнала горничную, которая, заламывая руки, подвывала, словно собака, потерявшая хозяина. Разве что не пытаясь «вылизывать» его лицо, она бестолково металась от кровати к шкафу. Энжи, сглотнув вязкую слюну, протиснулась сквозь скорбную толпу. Художник лежал на спине белый как полотно. Торжественная неподвижность сковывала старческое тело, распростёртое на дорогих простынях с вензелями.

Неужели сказка закончилась? Муж умер? Отчего? Ведь ещё вечером она поцеловала его и пожелала спокойной ночи. Он выглядел хорошо, ни на что не жаловался. Крик отчаяния едва не вырвался из уст, но Анжела чудом сохранила молчание. Заметив её, подошел один господин и представился.

— Лейтенант Гринбаум, инспектор полиции Нью-Йорка. — Он показал блестящий жетон и идентификационную карту. — У меня к вам несколько вопросов, — он учтиво, но настойчиво подтолкнул Анжелу к двери.

— Полегче, — отстранилась от него молодая вдова, превратившись вся в один обострённый нерв. Офицер хмыкнул, чавкая жвачкой.

— Ваш муж умер не от сердечного приступа, его отравили, — начал без предисловий коп. — Все симптомы налицо, поверьте моему пятнадцатилетнему опыту. Расскажите, как вы это сделали? Следствие учтёт чистосердечное признание, и возможно… срок уменьшат. У нас мало времени.

У женщины слова застряли в горле. Будто утыканный иглами, комок подошёл к гортани, и Анжела закашлялась, размазывая слёзы по лицу. Как за несколько секунд мир перевернулся! Снова. За нашей спиной с гадким хихиканьем меняют декорации, и жизнь в один момент превращается из Рая в Ад. Главное — не потерять равновесие, не поскользнуться, выдержать первый порыв ветра, пробирающего до костей, первую зубодробительную оплеуху судьбы. Анжела не отказалась от предложенного стакана холодной воды. Наконец удалось выдавить несколько слов.

— Я… я… мне нечего сказать. Я ничего… не… понимаю.

Следователь нетерпеливо забарабанил по комоду нервными пальцами. Приём «внезапной атаки» не сработал. Он по опыту знал, что если сразу преступник не выпалил всё сгоряча, то нужно из него информацию выдавливать по капле, как остатки пасты из старого тюбика зубной пасты. А тут ещё иностранка. Кто знает этих русских? Но тут случай ясный: все обстоятельства были, как на ладони. Скорее всего, в завещании бездетного старика-миллионера эта фифа и значится наследницей состояния. Следователь недовольно посмотрел на — он не сомневался — хладнокровную преступницу. Потом в последний раз попытался уговорить вдову сделать чистосердечное признание.

— Не хотелось бы, чтобы такая приятная на вид леди сидела в одной камере с уголовницами, эти матерые коблы на всё способны. О! Вы не знаете законы уголовного мира.

— Я ничего не понимаю, — чуть успокоившись, сказала Анжела. До неё стало доходить, что попала в очень неприятную историю. — Я хочу связаться с адвокатом, — потянулась к мобильнику.

Раздражённый полицейский, по-коровьи причмокивая жвачкой, положил волосатую клешню на руку Энжи:

— Ваше право, но учтите, что сразу можно было бы всё решить полюбовно. Вы, как наследница, жертвуете половину состояния полицейскому управлению города. А мы закрываем дело. Наши эксперты констатируют остановку сердца во сне. Возраст подходит.

— А говорят: полиция в Штатах неподкупна, всё ложь?

— Так вы мне поверили? — коп рассмеялся.

Анжела совсем растерялась. Но рука полицейского все ещё сжимала её ладонь, не позволяя набрать адвоката. Что он задумал? И как ей себя вести? Токореж дал бы дельный совет, но его уже давно нет рядом.

Внезапно появился взволнованный Альберт, посмотрел со злостью на копа, который тут же отдёрнул руку от вдовы, и увлёк Анжелу в соседнюю комнату.

— Это твоя работа, — захлебываясь слезами, сказала обвиняемая в преступлении.

Двоюродный внук покойного словно и не слышал обращённых к нему слов.

— Короче, ставлю тебя в известность. Деда отравили завистники. Я тут ни при чём. Очень многие заинтересованы получить его картины в свои галереи. В этом мире искусство и преступление часто ходят за руку.