Моё эго всегда шептало — такая, как она, либо не должна принадлежать никому, либо только такому, как мне. Это аксиома.
И я упустил момент, когда оно родилось.
Это душащее чувство непреодолимого желания обладать ею полностью, стоило мне оказаться рядом с ней.
Может, оно появилось тогда, много лет назад в том тёмном коридоре, когда я почти потерял её?
Или же раньше, когда она своей меткой рукой ранила меня, при этом не заразившись чувством собственного превосходства от победы над другими?
Может, тогда, когда я стал ловить слишком желанные взгляды Тома в её адрес?
Или когда она назвалась мне вымышленным именем…?
Я желал завладеть её телом и разумом.
Затмить его так, чтобы думала только обо мне.
Чтобы никогда не отводила своего взгляда от меня, в котором будет только чистейшее, первородное желание в мой адрес.
Ещё один шаг к ней.
Беги, малышка, беги же от меня, пока у тебя есть такая возможность.
Я приношу в твою жизнь только боль и страдания, не в силах уберечь тебя даже от пули.
Почему ты не сдвинулась ни на йоту?
Моё лицо оказалось в нескольких сантиметрах от её личика, излучавшего женственность и какое-то уникальное обаяние.
Нет. Никаких побегов от меня.
Будь что будет.
— Да. Это был я, Грейс, это я откачал тебя тогда в коридоре… — я прошептал это в такие желанные сомкнутые губы, с нескрываемым экстазом наблюдая, как её плечи покрывают мурашки.
Её невероятный аромат мгновенно забился мне в ноздри — я знал, что он останется там и в моей памяти навсегда, где бы я ни был.
Запах свободы, лёгкости, звона клинков.
Всаженных в мишень пуль, не поломанной воли и мяты.
Чёртовой мяты.
То, что произошло дальше, отправило мой и так раскорёженный её присутствием и невозможностью сразу обнять её разум в глубокий нокаут — она подняла на меня свои большие глаза, в которых больше не было и тени слёз.
В которых я рассмотрел проснувшихся от бесконечного сна дьяволят, не торопившихся, правда, вырваться и показать себя.
Но я знал, как освободить их.
В тихом омуте, милая… Мы знаем, кто водится.
Она медленно занесла руку для пощечины (понимаю, заслужил за сокрытие правды, хотя столько говорил о доверии), которую я предусмотрительно, но плавно, тут же перехватил.
Я нагло усмехнулся, покачал головой, и, не дав ей опомниться, — пока в её зрачках бесновалось пламя, пока она снова не стала зажатой Грейс, которую все знали, — я накрыл её аккуратной формы, такие необыкновенно мягкие губы своими.
Она ответила мне сразу же, как и всегда, проникая своим язычком в мой рот — и тут тормозная система моего сознания отказала.
Все вопросы и недопонимание мы разрешим позже…
Я говорил, что ты сама придёшь ко мне, правда, совсем не хотел, чтобы это произошло вот так…
Недолго думая, я схватил её за плечи, несильно припечатывая в два шага нас обоих к закрытой двери за её спиной. Быстро достал из кармана брюк ключ-карту и запер её окончательно.
Пальцами я взял её за подбородок, сжимая, и продолжил самозабвенно целовать, обводя языком то её верхнюю губу, то влажное нёбо.
Я заберу у тебя всё, Грейс, без остатка — воздух, который ты судорожно хватаешь с моего рта; стоны, которые ты из последних сил сейчас сдерживаешь; нежность, которую ты хранишь столько времени для меня.
Я ничего тебе не оставлю.
Я отниму это всё по праву — нет, ты не можешь быть сама по себе — ты принадлежала и принадлежишь только мне одному.
Моя.
Вся — моя.
Другой рукой я настойчиво надавил на её позвоночник, прижимая к себе ещё ближе, и тут…
Блять.
Я стал чувствовать её немного робкие ладони на моих плечах.
Они медленно ускользнули наверх, к моей шее, и, остановившись на ней, аккуратно, словно боясь, что что-то сейчас пойдёт не так, ногтями оцарапали мой коротко выбритый затылок. Я хрипло выдохнул, не отрываясь от её манящего изгиба губ.
Твою мать…
Она не ведает, что творит. Сумасшедшая.
И если до этого её чувственного жеста во мне была хоть капля здравого смысла, то сейчас…
Я просто наплевал на всё — на любую угрожающую нам опасность, на любое будущее. Вспомнил, как представлял её в своей постели почти каждый день. Мне важны были сейчас только её ладони, её горячий рот, открывающийся навстречу, её гибкое тело, льнувшее к моему.
И не только сегодня, Грейс.
Ты нужна мне не только сегодня.
Она оставила на моей шее только одну ладонь и теперь легонько ею царапала мои татуировки, посылая своими прикосновениями обжигающие импульсы по коже.
Другой рукой нежно обхватив моё лицо, Грейс провела большим пальцем по двум сережкам над моей правой бровью — да, детка…
Так я увековечил место своей единственно возможно смертельной раны, будь у тебя тогда в руках настоящий клинок.
Так я запечатлел пущенную тобой пулю на полигоне.
Я, не удержавшись от довольного рычания, сильнее обхватил её нижнюю губу и прикусил, вырвав из неё судорожный вздох. Мои руки переместились под её такие с ума сводящие округлые ягодицы, я сжал их (блять, как давно я этого хотел…), и подхватив Грейс, ни на мгновение не отрываясь от её рта, отвернулся от двери, двигаясь на ощупь к кровати.