Я моргаю, и в груди возникает странное чувство, близкое к предательству.
— Что случилось, Дойл? Ты что, просто так, каждый день сообщал им новости? Мой единственный верный друг меня предал, или я ошибаюсь… — глаза начинают светиться красным.
— Ты такой идиот, — говорит Дойл.
— Прошу прощения?
Джекилл смеется.
— Интернет — замечательное место, Влад.
— Думаешь, я бы не стал кое-что разнюхивать, когда узнал, что ты завел аккаунт в Instagram? — недоверчиво спрашивает Фрэнк, и я открываю рот, чтобы ответить. — Серьезно, Влад? Ты? В Instagram? Я думал, это розыгрыш Дойла, пока не увидел, что ты завирусился в профиле своей пары-человека. Я сразу понял, что что-то случилось, — говорит Фрэнк, скрещивая руки на груди и высокомерно вздергивая подбородок.
Джекилл щелкает пальцами.
— Анжелика? — переспрашивает Дойл, явно ошеломленный.
Он снова щелкает пальцами и кивает.
— Да, она была с огоньком, — говорит Джекилл, затем свистит для выразительности.
— Ты знал Анжелику? — спрашивает Дойл.
— Я почти уверен, что «знал» ее несколько раз, — говорит Джекилл, задумчиво потирая подбородок.
— Это она заковала его в железо, помнишь? Он пропадал так долго, что даже Фрэнк был вынужден прийти на помощь, — говорит Дойл с тихим смехом.
Я качаю головой.
— И вы еще удивляетесь, почему я не приглашаю вас в гости? Идите вы все нахуй. Месяцы, проведенные в плену у какой-то разъяренной женщины, одержимой желанием обрести бессмертие, и что я получаю? Вы все вспоминаете это, как будто это старая сказка на ночь.
— Кстати, что случилось с Анжеликой? — спрашивает Джекилл.
Я рычу.
— Она вышла замуж за какого-то фермера в Америке.
Джекилу надоедает стоять без дела, и он начинает исследовать помещение, пробираясь между скамьями. Он подбирает случайные книги, оставленные в этом старом месте бог знает когда, и бросает их на пол. Никто его не останавливает, так как не стоит мешать движениям ублюдка.
— Эй, кажется, я оставил здесь свой любимый пиджак, — говорит он себе под нос, и я качаю головой.
Он зажигает спичку, и импровизированное кострище оживает. Конечно, он разжигает огонь, хотя никому здесь это не нужно. Пироманьяк. По крайней мере, на этот раз он ведет себя сдержанно.
— Не возражаешь? — ворчу я, имитируя его голос и махая рукой в сторону пламени.
— Не возражай, если я это сделаю, — нахально говорит он.
— Боюсь, я должен попросить тебя уйти. Мы даже можем скоро устроить одно из этих маленьких чаепитий, я, конечно, угощаю, — говорю я, хлопая в ладоши. — Но проваливай.
Я разворачиваюсь, чтобы направиться к перекошенным двойным дверям, намереваясь вернуться к Обри, в моей голове крутятся образы нашего длительного кругосветного путешествия.
— О, и что конкретно мы должны были делать? Постучать в дверь и попроситься войти? — насмешливо спрашивает Фрэнк.
— Нет, ни в коем случае, и я скажу тебе почему. Это мой дом, а не какое-то сверхъестественное место встреч, — огрызаюсь я, потребность вернуться к Обри зудит под кожей, заставляя с каждой секундой волноваться все сильнее.
— Неправильно предполагаешь. У меня просто нет желания заново переживать Новый Орлеан.
— Это было не так уж плохо, — говорит Джекилл. — Одетт была… — он поджимает губы и неприятно причмокивает.
Никто не может устоять перед Одетт. Я бросаю взгляд на Франкенштейна, выглядящего так, словно он хочет врезать Джекиллу за упоминание о ней. Что ж, снова, большинство не могут устоять перед Одетт. Королева ведьм подобна сирене для всех сверхъестественных кроме Фрэнка.
Я приподнимаю бровь.
— Ладно, признаю, ситуация вышла из-под контроля, но Фрэнк держал факел. Это была не моя вина, — говорит Джекилл, прижимая руку к сердцу. Он хлопает глазами, как будто думает, что любой из нас нашел бы это забавным.
Мускул дергается на челюсти Фрэнка, и его глаза темнеют, как будто тени набегают на радужку.
— Ты сказал мне держать его.