Ты не должна так просто сдаваться; ты не должна смягчаться только от одной его невероятно притягательной внешности — в этот раз, да и в последующие, коих будет немало, раз ты ввязалась в эти отношения, ты должна показать свой характер.
Задав свой главный вопрос, я добилась нужного эффекта. То, как изменилось лицо Эрика, как напряглись его плечи под впитавшей влагу улиц и пот футболкой, как ужесточились мужественные линии его скул — всё говорило о том, что он не ожидал такого выпада, не был готов к нему, и, как следствие, не смог бы сейчас придумать правдоподобную ложь в защиту.
Мой лидер всё прекрасно понял.
Изгой действительно умер от его рук.
Трудно описать, что именно я испытала, увидев такую реакцию на свой вопрос, но то, что последовало далее, и то, как переменился тон Эрика, ввергло меня в лёгкий шок.
— Знаю. Он мёртв, Грейс, — ледяным тоном запоздало произнёс он в ответ, мастерски стирая с лица первичную растерянность.
— И это всё, что ты хочешь мне сказать? — осипшим голосом выдавила я, не веря тому, с какой лёгкостью инициатива перешла к нему. С какой виртуозностью он вновь заставил меня чувствовать себя так, словно это была моя вина и ошибка, а не его.
— Если ты так хорошо запоминаешь всё, что я говорю, и можешь приводить мне мои же слова как цитаты, то тебе не трудно будет вспомнить ещё кое-что, — Эрик нахмурил брови, не сводя с меня металлического взгляда. — Я не оправдываюсь. Никогда. Так что, да, это всё, что я хочу сказать тебе о том изгое.
— По-твоему, объясниться и оправдываться — это одно и то же? — не выдержав, гневно воскликнула я, сделав шаг вперёд. — По-твоему, это нормально: лгать мне, требуя взамен доверия, и теперь, когда твоя ложь всплыла, делать вид, будто ничего не произошло? Дело ведь даже не в том, что он не выжил, Эрик!
— Я поступил так, как поступил. И если я тогда скрыл от тебя факт смерти этого ублюдка, значит, на то были причины.
— Вот именно о них я хочу узнать, а ты зовёшь это оправданиями! В конце концов, ты так требователен ко мне, как только вопросы касаются правды, а сам?.. — я пыталась контролировать громкость своего голоса, но, казалось, ещё минута — и я попросту начну выкрикивать слова.
— Это рыжая тебе рассказала об изгое? — Эрик небрежно повел плечами, резко переведя тему.
— У неё есть имя, чёрт возьми! — в сердцах воскликнула я, заводясь всё больше. — Да, но это вышло случайно!
— О, неужели? Ебаная случайность, значит… — он потер переносицу, будто решал какую-то сложную задачу, а не выяснял отношения, и этот равнодушный жест, как и весь его спокойный вид, выбил почву из-под ног. — Скажи мне, Грейс, многое изменится от того, что о пленнике ты узнала лишь сейчас? М?
Я поняла его тактику, хоть и не сразу — он пытался увести разговор в удобное для него русло, чтобы, получив от меня соответствующие ответы, позже ими же тыкнуть в меня. Я чувствовала, как меня затапливает волнами и горечь, и раздражение, что мы всё отходим от сути и никак не пытаемся дать друг другу правдивые комментарии.
— Что за… — вскинула я ладони, не веря своим ушам. — Эрик, но ведь это же важно, и вопрос не в частном случае! Как я могу быть уверена в том, что и в других моментах между нами ты был честен? Что через пару дней или недель не всплывёт ещё что-нибудь?
— Я задал тебе вопрос — что, блять, изменится между нами? — я видела, как раздуваются крылья его носа от еле сдерживаемой злости.
И вдруг, на мгновение, меня словно озарила странная вспышка.
Неясно почему, но мне не к месту вспомнилась моя жизнь в Искренности до перехода в Бесстрашие и мои отношения с отцом. Главной составляющей в них было то, что у меня не могло быть собственного мнения. Я должна была беспрекословно выполнять то, что он говорит; я обязана была вести себя так, как угодно ему, окружению, да всей фракции. Мою сущность ломали — постоянно и болезненно, — сводя всё к тому, что я не могу быть с кем-то наравне. Я могу лишь молча подчиняться. Не имею права делать то, что хочу; знать то, что хочу; говорить то, что хочу.
Перейдя в Бесстрашие, я не смогла избавиться от всей этой шелухи и влияния прошлого до конца — сначала изнурительная инициация, где из кожи вон лезешь, благодаря инструкторам, затем непростая служба на полигоне и подчинение старшим по званию, а теперь…
Отношения с мужчиной, который периодически пытается давить на меня и сделать так, как в первую очередь нужно и хочется ему, прикрываясь тем, что так будет лучше и для меня.
Эрик не знает ничего о моём прошлом — он даже не знает, что ко мне приходил отец в камеру. И я вдруг остро и чётко осознала следующие вещи: первое — я не готова рассказать ему что-либо из мрачных страниц былого, второе — я больше никому не позволю так обращаться со мной. Неважно, чего мне это будет стоить. Неважно, что всё началось и завертелось с, казалось бы, относительно простой ситуации — ложь о смерти того изгоя.
Ничего не важно, когда ты вновь ощущаешь на себе прессинг и влияние, но уже от любимого человека, не желающего тебя понять и услышать.