В вяземском окружении. Воспоминания бойцов 6-й дивизии народного ополчения. 1941–1942

Каждый день приносит тревожные вести: враг перешел государственную границу, враг бомбит наши мирные города и села, наши войска с боями оставили Бессарабию, враг вошел на украинскую землю. Все живут известиями с фронта, радио не выключается весь день, у газет на улице по утрам собираются люди. В армию призывается 13 возрастов. Многие уже в армии и уехали на фронт. На заводах кипит напряженная работа, люди по суткам не уходят от станков, на предприятиях происходят митинги протеста и возмущения против вероломного нападения гитлеровской Германии. Организована противовоздушная оборона, в каждом доме созданы команды местной противовоздушной обороны. Я записан в пожарную команду вместе с И.И. Савиным, соседом по дому. Ночью мы дежурим на чердаке нашего дома.

Каждую ночь воздушные тревоги, гремят зенитные орудия, свистят осколки зенитных снарядов, прожекторы разрезают небо яркими полосами – они ищут самолеты врага. Население во время воздушных тревог уходит в бомбоубежища: у нас бомбоубежища организованы в институте и в подвале Химического корпуса.

Но мне не пришлось побывать в бомбоубежище, мое место по расписанию дежурства команд – чердак нашего дома. Оттуда, с крыши дома, видна Москва, но она теперь совсем другая, не такая, как пять дней назад: светомаскировка сделала ее неузнаваемой, она погружена во тьму. Мы следим за светомаскировкой: на лестничных клетках – синие лампы, на окнах – шторы, на улицах фонари не горят. Мостовую кое-где приходится красить белыми полосами, чтобы видели машины. Фары не включают, машины идут без огней. Окна домов оклеены полосами бумаги: говорят, что это помогает – стекла становятся крепче, и больше вероятности, что стекла не выбьет взрывной волной от авиабомбы.

На чердаках заготовлены ящики с песком. Чтобы песок можно было бросать на зажигательную бомбу издали, его насыпают в чулки.

Кругом работают курсы ПВО, санитарные курсы. Моя мать обучает прямо во дворе нашу санитарную дружину по оказанию первой помощи, отец является начальником ПВО нашего двора.

Днем наша жизнь кажется такой же, как и раньше: я хожу заниматься в аспирантуру, сдаю экзамен по философии на «отлично». Экзаменатор Савельев поздравляет с полученной отметкой. Папа ходит в институт, заканчивает экзамены, готовит кафедру математики к новому учебному году, мама ездит на работу в институт Обуха, но она теперь приезжает обычно поздно. Моя жена ездит в свой Институт Маркса – Энгельса – Ленина, где она работает младшим научным сотрудником в секторе Маркса. Я иногда заезжаю за ней, и мы идем домой пешком. Мы говорим всегда о войне, о том, что наши основные части еще, наверное, не вступили в бой с врагом, считаем, сколько у немцев сбито самолетов и сколько они потеряли танков. Мы утешаемся тем, что наши самолеты авиации дальнего радиуса действия бомбят столицу Германии – Берлин.

В условиях войны наша жизнь продолжает идти как бы по-старому, только больше забот, только редко приходится спать ночью, только не покидает чувство тревоги. Вся жизнь как бы в тумане, как бы во сне, от которого надо вернуться к реальности. Хочется каких-то особенных дел; все, что было до войны, кажется не тем, что должно быть теперь, во время войны.

Ночь 3 июля сменилась утром. Темный город, исчезавший во мгле ночи, стал виден в первых лучах зари. Дневной свет заполнил просторы между домами, стали видны ближайшие дома, все четче вырисовывались очертания театра ЦДКА, затем стали видны башни Кремля, и весь город теперь такой же, как обычно, предстал перед нашими глазами. Утро, чудесное, тихое летнее утро, город, подернутый розоватой дымкой, дымкой утренней зари. Все было таким же, как десять дней назад.