В водовороте

- Ах, боже мой, душить чувство! - воскликнул Миклаков. - Никогда чувство вдруг не приходит, а всегда оно есть результат накопленных, одного и того же рода, впечатлений; стоит только не позволять на первых порах повторяться этим впечатлениям - и чувства не будет!

- Но зачем же бы я стала это делать, позвольте вас спросить? - говорила Елена.

- Да хоть бы затем, что теперешнее, например, ваше положение очень скверное! - возражал ей Миклаков.

- Но чем же? - спрашивала Елена, сама при этом немного краснея.

- А тем, что вы сами очень хорошо знаете - чем, но только из принципов ваших хотите показать, что вам ничего это не значит.

- Мои принципы - это вся я! - говорила Елена.

- Нет, не все, далеко не все! - возражал ей с усмешкой Миклаков.

Елена начинала на него немножко сердиться.

- Вы странный человек, вы как будто с каким-то наслаждением мне злопророчествуете!

- Да и добропророчествовать тут нечего!

- Что ж, вы так-таки князя за совершенно дрянного человека и считаете?

- Нисколько! Но я вижу только, что он одной уж женщине изменил.

- Кому это?

- Жене своей.

Елена захохотала.

- Я надеюсь, что в его чувстве ко мне и к жене есть маленькая разница!

- Не знаю-с!.. Мы его чувства к жене оба с вами не видали.

- Но какое же его чувство ко мне, как вы находите, серьезное или пустое? - спрашивала Елена настойчиво, но с заметным трепетом в голосе.

- Серьезных и пустых чувств я не знаю, - отвечал ей Миклаков, - а знаю страстные и не страстные, и его чувство к вам пока еще очень страстное!

- Подите вы! Вы говорите только с одной какой-то животной стороны.

- Да ведь по-нашему с вами человек только животное и есть, - говорил Миклаков, устремляя на Елену смеющиеся глаза.

- Что ж из этого?.. Но он все-таки может любить в другом: ум, образование, характер, - перечисляла Елена.

- Все может, жаль только, что все это не по религии нашей с вами! подсмеивался Миклаков.

- Никакой у вас нет религии и никогда не бывало ее, потому что никогда не было никаких убеждений! - прикрикнула на него Елена.

- Совершенно верно-с. Кроме того твердого убеждения, что весь мир и все его убеждения суть не что иное, как громаднейшая пошлость, никогда никакого другого не имел! - подхватил Миклаков.

- Ну, подите вы! - повторила еще раз Елена, видя, что Миклаков уже шутил. А он, в свою очередь, при этом вставал, целовал ее руку и уходил домой, очень довольный, что рассердил барышню.

* * *

- Кто же, однако, еще у тебя будет? - продолжал князь разговаривать с женой о предстоящем вечере.

- Будет еще madame Петицкая, которая представит нам молодого танцора, monsieur Архангелова! - отвечала княгиня.

- Madame Петицкая представит monsieur Архангелова - недурно! - произнес князь насмешливым голосом.

M-me Петицкой также предстоит некоторая роль в моем рассказе, а потому я и об ней должен буду сказать несколько слов. Дама эта, подобно Миклакову, тоже немало изливала желчи и злобы на божий мир, только в более мягкой форме и с несколько иными целями и побуждениями. Она познакомилась с княгиней всего только с месяц назад и, как кажется, была мастерица устраивать себе знакомства с лицами знатными и богатыми. Высмотрев на гулянье в саду княгиню и узнав с достоверностью, кто она такая, г-жа Петицкая раз, когда княгиня сидела одна на террасе, подошла к решетке их садика. Одета г-жа Петицкая была в черное траурное платье, траурную шляпку и, придав самый скромный и даже несколько горестный вид своему моложавому лицу (г-же Петицкой было, может быть, лет тридцать пять), она произнесла тихим и ровным голосом и совсем, совсем потупляя глаза:

- Madame la princesse, pardon, что я вас беспокою, но не угодно ли вам будет купить рояль, который остался у меня после покойного мужа моего?

Княгиню немножко удивило подобное предложение.

- Но сами вы разве не играете? - спросила она.

- Я играю, и недурно играю, - отвечала г-жа Петицкая еще скромнее, - но у меня нет средств, чтобы иметь такой дорогой рояль; мой муж был великий музыкант!

- Ваша фамилия? - спросила ее княгиня.

- Петицкая! - произнесла г-жа Петицкая с заметною гордостью.

- Ах, я слыхала игру вашего мужа; он действительно был превосходный музыкант.

- Превосходный! - повторила и г-жа Петицкая, приближая носовой платок к глазам.

- Я непременно зайду к вам посмотреть ваш рояль и купить его, хоть затем, чтобы иметь его в память вашего супруга.

- О, merci! Недаром мое сердце влекло меня к вам! - воскликнула негромко г-жа Петицкая{120}.

Раскланявшись с княгиней, она удалилась. Та на другой же день зашла к ней на дачу посмотреть рояль, который ей очень понравился, и она его сейчас купила.

Когда нанятые для переноски рояля мужики подняли его и понесли, г-жа Петицкая удалилась несколько в сторону и заплакала. Княгине сделалось бесконечно жаль ее.

- А у вас никакого рояля и не останется? - спросила она ее.

- Нет! - отвечала г-жа Петицкая почти трагическим голосом.