В водовороте

Миклаков издавна обитал на Тверской в весьма небогатых нумерах. Он до сих пор еще жил, как жил некогда студентом, и только нанимал комнату несколько побольше, чем прежде, и то не ради каких-нибудь личных удобств, а потому, что с течением времени у него очень много накопилось книг, которые и надобно было где-нибудь расставить; прочая же обстановка его была совершенно прежняя: та же студенческая железная кровать, тот же письменный стол, весь перепачканный чернильными пятнами и изрезанный перочинным ножом; то же вольтеровское кресло для сидения самого хозяина и несколько полусломанных стульев для гостей. Миклаков сам говорил, что всяк, кто у него побывает, не воспылает потом желанием бывать у него часто; но вместе с тем он, кажется, любил, когда кто заходил к нему, и вряд ли даже помещение свое держал в таком грязном виде не с умыслом, что вот-де скверно у меня, а все-таки хорошие люди делают мне посещения. Курил Миклаков трубку с длинным черешневым чубуком и курил Жукова табак, бог уж знает, где и доставая его. Комплект платья у него был так же неполон, как и во дни оны: халат его был, например, такого свойства, что Миклаков старался лучше не надевать его, когда это было возможно, а так как летом эта возможность, по случаю теплой погоды, была почти постоянная, то Миклаков обыкновенно все лето и ходил в одном белье. Раз, в очень жаркое утро, он именно в таком костюме лежал на своей кровати и читал. Вдруг по коридору раздались довольно тяжелые шаги; Миклаков навострил немного уши; дверь в его нумер отворилась, и вошел князь Григоров.

- А, ваше сиятельство! - воскликнул Миклаков, впрочем, не поднимаясь с постели и только откладывая в сторону читаемую им книгу. - Какими судьбами вы занесены из ваших прохлад в нашу знойную Палестину?

- Да вот, видите, к вам приехал!.. - отвечал князь.

Выражение лица его было мрачное и пасмурное. Положив шляпу, он поспешил усесться на один из стоявших перед письменным столом стульев.

- Вижу, вижу-с и благодарю! - сказал Миклаков, поворачиваясь к князю лицом, но все-таки не вставая с постели.

- Да вставайте же, полно вам валяться!.. Сядьте тут к столу! воскликнул тот, наконец.

- Немножко совестно! - произнес Миклаков. - Впрочем, ничего! - прибавил он и затем с полнейшею бесцеремонностью встал в своем грязном белье и сел против князя.

Тот, с своей стороны, ничего этого и не заметил, потому что весь был занят своими собственными мыслями.

- Ну-с, что же вы скажете мне хорошенького? - начал Миклаков.

- Что хорошенького?.. Все как-то скверно у меня идет, - отвечал князь с расстановкой.

Миклаков сжал на это губы.

- Скверно для вас идет, - повторял он, - человек, у которого больше восьмидесяти тысяч годового дохода, говорит, что скверно у него идет, странно это несколько!

- Не в одних деньгах счастье, - возразил князь.

- А по-моему, в одних деньгах и есть, да, пожалуй, еще в физическом здоровье, - подхватил Миклаков.

- Нет-с, для человека нужно еще нечто третье!

- А именно?

- А именно правильность и определенность его отношений к другим людям!

Миклаков опять сжал губы.

- Я что-то мало вас понимаю, - произнес он.

- Очень просто это, - отвечал князь. - Отношения мои к жене теперь до того извратились, исказились, осложнились!..

Князь еще и прежде говорил с Миклаковым совершенно откровенно о своей любви к Елене и о некоторых по этому поводу семейных неприятностях, и тот при этом обыкновенно ни одним звуком не выражал никакого своего мнения, но в настоящий раз не удержался.

- Мне кажется, что вам должно быть очень совестно против вашей жены, проговорил он.

- Более чем совестно!.. Я мучусь и страдаю от этого каждоминутно! сказал князь.

- Так и должно быть-с! Так и следует! - подхватил Миклаков.

- Но как же, однако, помочь тому? - спросил князь.

Миклаков пожал на это плечами.

- Разойтись нам, я полагаю, необходимо и для спокойствия княгини и для спокойствия моего! - присовокупил князь.

- Для вашего-то - может быть, что так, но никак уже не для спокойствия княгини! - возразил Миклаков. - У нас до сих пор еще черт знает как смотрят на разводок, будь она там права или нет; и потом, сколько мне кажется, княгиня вас любит до сих пор!

- Ну! - сказал на это с ударением князь.

- Что - ну?

- То, что этого нет теперь.

- А почему вы так думаете?

- Потому, что она полюбила уж другого, - отвечал князь, покраснев немного в лице.

- Это барона Мингера, что ли? - спросил Миклаков.

- Да! - отвечал князь, окончательно краснея.

- Нет, это вздор! Она не любит барона! - сказал Миклаков, отрицательно покачав головой.

- Как вздор! На каком же основании вы так утвердительно говорите? возразил ему князь.

- А на том, что когда женщина любит, так не станет до такой степени открыто кокетничать с мужчиной.

- Нет, она любит его! - повторил князь еще раз настойчиво. Подслушав разговор Петицкой с Архангеловым, он нисколько не сомневался, что княгиня находится в самых близких даже отношениях к барону.

- Ваше это дело!.. Вам лучше это знать! - сказал Миклаков.