В водовороте

- Значит, только и делаете, что оплакиваете утраченную любовь вашего недостойного супруга?

- И того нет: для меня решительно все равно, утратила я его любовь или нет, - произнесла княгиня, сильно досадуя в душе на князя, что он подводит ее под подобные насмешки.

- Но надобно же, однако, на что-нибудь приятное и занятное направить вам ваше воображение, - говорил Миклаков.

- Я направлю его к богу и буду просить у него смерти, - отвечала княгиня.

- Э, пустяки - смерти просить!.. А в карты, скажите, вы любите играть? - спросил ее Миклаков.

- Люблю! - сказала протяжно княгиня.

- Ну, хотите, я буду ходить к вам в карты играть, серьезно, по большой?.. Буду вас обыгрывать, - благо у вас денег много.

Княгиня усмехнулась. Она это предложение Миклакова приняла сначала за шутку.

- Прикажете или нет? - настаивал тот.

- Пожалуй, ходите, - отвечала, наконец, княгиня.

Ей самой немножко улыбнулась мысль о подобном времяпрепровождении.

- Так, так, значит, на том и покончим! - произнес он, уже вставая и протягивая княгине на прощанье руку.

Та ему ничего не отвечала и только подала ему тоже свою руку.

Миклаков ушел.

Княгиню страшным образом удивило и оскорбило такое посольство от князя. "Разве сам он не мог побеспокоиться и написать ей ответ?.. Наконец, просто сказать ей на словах?.. Зачем же было унижать ее еще в глазах постороннего человека?" - думала княгиня и при этом проклинала себя, зачем она написала это глупое письмо князю, зная по опыту, как он и прежде отвечал на все ее нежные заявления. С настоящей минуты она начала серьезно подумывать, что, в самом деле, не лучше ли ей будет и не легче ли жить на свете, если она разойдется с князем и уедет навсегда в Петербург к своим родным.

Сам же князь в продолжение всего времени, пока Миклаков сидел у княгини, стоял у окна в своем кабинете и с жадным вниманием ожидал, когда тот выйдет от нее. Наконец, Миклаков показался.

- Идите сюда скорей! - не утерпел и крикнул ему князь.

Миклаков подошел было к нему к окну.

- Идите же в комнату! - крикнул ему еще раз князь.

Миклаков усмехнулся, мотнул головой и вошел в комнаты.

- Ну что, говорили? - спросил его стремительно князь.

- Говорил! - отвечал протяжно Миклаков.

- Что же вы именно говорили?

- Говорил, во-первых, что вы человек весьма недалекий, - произнес Миклаков и приостановился на некоторое время, как бы желая наблюсти, какое это впечатление произведет на князя.

Того, при всем его желании скрыть это, заметно передернуло.

- Ну-с, далее! - сказал он.

- Далее я ей объяснил, что вы человек пустой и не совсем даже честный, в отношении ее, по крайней мере!

- Благодарю, что не во всех уж отношениях! - сказал князь, притворно усмехаясь.

- Не во всех-с, не во всех! - подхватил Миклаков.

- Что же она на все это?

- Она пока еще не соглашается с таким моим мнением, но, во всяком случае, решилась понемногу начать развлекать себя, и я в этом случае предложил ей свое товарищество и партнерство.

- Предложили? Вот за это спасибо! - воскликнул князь.

- Предложил; только наперед вам говорю: прошу меня не ревновать, а то я в этих случаях труслив, как заяц: сейчас наутек уйду!

- Ни взглядом, ни словом не обнаружу сего грубого чувства пред вами, отвечал с оттенком веселости князь. - Но она все-таки не очень огорчилась? прибавил он озабоченным голосом.

- Нет, по-видимому, не очень.

- Это и отлично! - произнес князь с видимым удовольствием.

- Мне, однако, пора домой! - сказал Миклаков.

- Не смею останавливать!.. Экипаж готов! - сказал князь, с чувством и с благодарностью пожимая руку приятеля.

Миклаков опять сел в тот же фаэтон и поехал: он и на этот раз думал о княгине. В его зачерствелом и наболевшем сердце как будто бы снова заискрилось какое-то чувство и зашевелились надежды и мечты!

III

Прошло недели две. Князь и княгиня, каждодневно встречаясь, ни слова не проговорили между собой о том, что я описал в предыдущей главе: князь делал вид, что как будто бы он и не получал от жены никакого письма, а княгиня что к ней вовсе и не приходил Миклаков с своим объяснением; но на душе, разумеется, у каждого из них лежало все это тяжелым гнетом, так что им неловко было даже на долгое время оставаться друг с другом, и они каждый раз спешили как можно поскорей разойтись по своим отдельным флигелям.

После 15 августа Григоровы, Анна Юрьевна и Жиглинские предположили переехать с дач в город, и накануне переезда князь, сверх обыкновения, обедал дома. Барон за этим обедом был какой-то сконфуженный. В половине обеда, наконец, он обратился к княгине и к князю и проговорил несколько умиленным и торжественным голосом:

- А я завтрашний день поблагодарю вас за ваше гостеприимство и попрошу позволения проститься с вами!

- Вы едете в Петербург? - спросила его княгиня заметно довольным голосом.

Князь кинул взгляд на барона.

- Нет, я остаюсь в Москве, - отвечал тот, все более и более конфузясь, - но я буду иметь дела, которые заставляют меня жить ближе к городу, к присутственным местам.

Князь и княгиня, а также и г-жа Петицкая, обедавшая у Григоровых, посмотрели на барона с некоторым удивлением.