Спрашивали они это с затаенной тревогой. Чувствовалось, что война с СССР им не улыбается. Гордые своими победами в Европе, опьяненные легким успехом, германские солдаты еще не сознавали, что эти победы достались им слишком дешево, что помогло им предательство французской буржуазии. Европа лежала у их ног, но СССР страшил. Они как будто предчувствовали, что рано или поздно им придется воевать с Россией и что война там будет иной, чем в Европе. А войны им больше не хотелось, воевать приятно, пока победы даются легко, к тому же отдых во Франции — просто наслаждение.
Каждый раз, когда я встречался с ними в кафе, они задавали мне всевозможные вопросы об СССР и Франции.
Французы вообще любили потолковать о политике, хотя события последних лет отчасти отучили их от этого. Иной раз они и с немцами разговаривали довольно откровенно. Вероятно, все эти разговоры дошли до сведения гестапо, так как через несколько недель во всех французских деревнях, где стояли германские гарнизоны, были расклеены для солдат объявления, гласившие: «Feind ist Feind» («Враг остается врагом»)…
Германское командование напоминало своим войскам, что французы для них — враги и что немецкие солдаты во Франции должны остерегаться всех и каждого. Ведь даже простое общение с французами, привыкшими к разговорам о политике, могло подействовать разлагающе на германских солдат, которых обучали только слепо повиноваться.
Во Франции немцы начали отъедаться, к чему в Германии не были привычны. Они покупали или реквизировали скот, кур, гусей, яйца, молоко, масло, все, чем была богата наша местность. По этому поводу один молодой немец сказал мне:
— Мои родители — рабочие в Руре. Наша молодежь очень сильно страдала после Версальского договора. Французы заняли Рур и послали туда сенегальцев, негров. Мне рассказали об этом мои родители.
— Вот она, хваленая французская цивилизация, — говорил мне немец-комендант, показывая на пленных сенегальцев, — Франция покрыла себя позором, послав против нас негров.
Германская пропаганда охотно ссылалась на этих негров, чтобы опорочить в глазах немцев французскую цивилизацию. Все германские офицеры, с которыми я разговаривал, относились к Франции с величайшим презрением, они не уставали повторять, что Франция — страна вырождающаяся и что миссия немцев — ее цивилизовать и дисциплинировать. Молодое поколение немцев ненавидит французов за свое прошлое поражение, за «страдания», которые перенесли их родители во время французской оккупации Рура. Но они не говорили и не помнили о тех страданиях, какие германские войска причинили Франции в войну 1914 г., когда оккупировали и держали под своей властью свыше трех лет весь север Франции. А гестапо? А вся зверская система гитлеризма? — Об этом молодые нацисты молчали… Пусть другие страдают, им это к лицу, а немцам страдать нельзя, рассуждали эти представители «высшей расы»,
Германское командование отобрало у всех местных жителей охотничьи ружья и запретило охоту. Оккупантам, наоборот, охота разрешалась, и они истребляли фазанов и диких кроликов тысячами. Пруды они опустошили с помощью сетей: ловить на удочку им было некогда. Во многих прудах во время рыбной ловли немцы нашли сотни винтовок, пулеметы, патроны, ручные гранаты, брошенные туда отступающими французскими частями.
По делам мне пришлось побывать в Орлеане. Город был забит германскими войсками. Здесь стояла целая армия с тысячами грузовиков, броневиков, автомобилей, больше половины которых было захвачено у французов. На всех перекрестках оккупанты установили доски с огромными надписями, указывающими направление. По улицам проходили под конвоем двух-трех германских солдат с винтовками огромные толпы французских пленных, оборванные, с изможденными лицами. Под надзором немцев они разбирали развалины домов, складывали камни в кучи, вытаскивали трупы из засыпанных погребов. Вид Орлеана внушал ужас. Центр города был разрушен и засыпан обломками рухнувших и сгоревших домов. Погиб исторический дом-музей Жанны д'Арк. В Орлеане ничего нельзя было купить и негде было поесть. Оккупанты реквизировали все отели и гаражи. Гражданского населения осталось мало. Французы ходили по улицам боязливо, как-то бочком, не глядя на немцев. Мне рассказывали, что некоторые французские части оказали немцам при входе в Орлеан сопротивление. Но что они могли сделать без поддержки армии? Враг разрушил Орлеан скорее ради устрашения, чем по военной необходимости. Здесь, как и в Сюлли, все мосты на Луаре французы взорвали. Впрочем, германские войска их в тот же день восстановили. А железнодорожный мост не был взорван, и, так как поезда еще не ходили, по нему было открыто автомобильное движение.