В водовороте событий

Военные — американцы и англичане — жадно поглядывали на женщин. И неудивительно: мне редко приходилось видеть таких красивых женщин, как в Алжире. В результате смешения испанской, французской и итальянской крови создался исключительно красивый женский тип. Недаром с таким увлечением писал о них Мопассан.

Дух Виши чувствовался повсюду — пуповина, которая связывала африканскую колонию с Виши, пока держалась крепко, и никто ее не перерезал. Как известно, первый правитель Алжира адмирал Дарлан после высадки англо-американских войск в Северной Африке прилетел сюда прямо из Виши, где он был заместителем Петэна. Второй правитель, Жиро, бежал из Германии, проехав предварительно через Виши.

— Странный все-таки этот генерал, — заметил как-то в разговоре один алжирец, — каждую войну он ухитряется попасть в плен к врагу. Ведь генерал Жиро в первую мировую войну тоже был в плену. Попасть в плен, да еще дважды — для генерала и неприлично и слишком много.

В Алжир прилетел на самолете один из главных палачей Петэна, бывший министр внутренних дел Пюше. Он рассчитывал сделать здесь карьеру. К счастью для Франции, по приговору суда его расстреляли. А сколько подобных ему фашистских наймитов осталось на свободе!

Из Лондона приехал Валлэн, помощник полковника фашиста де ля Рока. Фашистская организация «Круа де фе»[2], руководимая до войны де ля Роком, распалась на две группы. Одна из них продолжала открыто сотрудничать с гитлеровцами, другая ушла в партизаны. Но многие члены этой организации вели двойную игру, высматривая, куда подует политический ветер.

В Алжире, узнав, что защита интересов советских граждан поручена шведскому консулу, я пошел к нему. Он оказался швейцарцем, по имени Колер, а по профессии — местным коммерсантом. Встретил он меня очень хорошо и долго разглядывал мой паспорт, причем вовсе не для проверки. Просто ему было интересно увидеть советский паспорт.

— Вы знаете, — сказал он, — я получил инструкции от шведского посольства в Виши о том, чтобы защищать интересы СССР здесь. Но мне ни разу не пришлось столкнуться с советскими людьми. Правда, я получаю много писем от русских с запросами, но это все русские эмигранты. А я должен заботиться только о советских гражданах, имеющих советские паспорта, не просроченные на 22 июня 1941 г. Французские власти меня здесь не признают. Они были назначены правительством Виши.

— А вы получили письма, которые мы вам направили из лагеря? — спросил я.

— Нет, никаких писем я не получал. Я знал, что в лагере есть русские, но никто из них ко мне не обращался.

Стало ясно, что лагерное начальство не отправило ни одного нашего письма. Впрочем, что бы он мог сделать для нас? Ничего.

— Не нужна ли вам какая-либо помощь, — спросил он меня смущенно, когда я уходил. — Быть может, вам нужны деньги?

Я сказал, что мне ничего не надо.

Так мы и расстались. Видел я его еще один раз: он обещал достать мне через несколько дней продуктовые карточки. Без них я ничего не мог купить в магазинах. Обещание свое консул сдержал. В назначенный день я получил продуктовые карточки и даже промтоварную.

Англичане и американцы, приезжавшие месяц назад в Джельфу, сообщили, что в Алжир должна скоро приехать советская миссия. Она-то и займется нашими делами по репатриации.

Когда меня освободили, товарищи дали наказ — обратиться к американским и английским властям с требованием освободить из лагерей в Алжире всех советских граждан для отправки на родину. Поэтому по приезде в Алжир я сразу же направился в американское и английское консульства.

Я начал с английского консульства. Британский консул, высокий, прямой, принял меня очень сухо. Он сказал, что занимается этим вопросом и сообщит мне, когда что-либо им будет сделано для моих товарищей. Однако так ничего и не сообщил. Консул приставил ко мне майора Ионга, молодого офицера из английской «Интеллидженс сервис», того самого, который приезжал к нам в лагерь с английской комиссией и ничего для нас не сделал. Мне еще не раз пришлось встречаться с ним в Алжире, когда приехала советская миссия по репатриации, а Ионг был приставлен к ней — не столько для помощи, сколько для разведки.

Затем я отправился в американское консульство. Там кипела работа: стучали машинки, бегали машинистки и секретари, в приемной ждали какие-то люди. Консул тоже приезжал к нам ранее в Джельфу с комиссией. Он принял меня сразу же и любезно. Разговор наш был краток. Я сказал ему, что в ожидании приезда советской миссии по репатриации необходимо срочно перевести моих товарищей из Джельфы в Алжир, вызволить их из лагерей. Консул ответил, что он об этом знает, но у него нет помещения в Алжире.

— Но ведь вы можете разместить их временно в палатках?

— Об этом мы и хлопочем. Но это зависит от англичан, а они не спешат их давать.

— А вы не спешите с их получением, — хотелось мне сказать, но я промолчал и только спросил:

— Но почему же вы не можете их сюда перевести?

Консул хитро улыбнулся.

— Вы знаете, ведь у вас в группе не все советские граждане, там могут быть и такие, которых ваша миссия не захочет принять.