В водовороте века. Мемуары. Том 1

Пэк Сон Хэн тоже жертвовала большую сумму денег в фонд Чхандокской школы. Многие больше обзывали ее вдовой Пэк, чем настоящим именем. До освобождения страны она, занимаясь благотворительностью, получила широкую известность в Пхеньяне. Она стала вдовой, когда ей и 20 лет не было. Храня верность мужу, она дожила до преклонного возраста — до 80 лет, копила грош за грошом и стала богатою. Способ ее наживы был весьма дерзким и своеобразным и с самого начала стал темой разговоров в народе. И территория рудника известняковых пород, подведомственного сегодня Сынхорискому цементному заводу, одно время, говорят, принадлежала ей. Она купила за бесценок эту ничем не примечательную каменистую гору и продала японским капиталистам в несколько десятков раз дороже, чем первоначальные затраты на нее. Это и есть та территория, которую ныне занимает известняковый рудник при Сынхориском цементном заводе. К тому времени, когда не было предела гневу и возмущению предателями, продавшими за счет одной лишь бумаги территорию страны японским империалистам, простая женщина, не умевшая считать и на счетах, приобретала огромные прибыли в торгах с японскими капиталистами, искушенными в погоне за наживой от торговли. Поэтому люди с большим удовлетворением слушали вести о ней как своего рода рассказ о воинской доблести, как рассказ о победе в войне.

Люди уважали ее потому, что она давала большую пользу делу общества. В ее руках было много денег, но она нисколько не зарилась на богатство, знатность и благополучие, вела скромный образ жизни: утром — легкий завтрак, а вечером — легкий ужин, не жалея, жертвовала копившиеся всю жизнь деньги на пользу общества. На ее деньги был наведен мост, построен дом собраний. Здание Пхеньянского дома собраний, построенное за ее счет, поныне остается в своем первозданном виде, напротив павильона Ренгван…

Спустя лишь несколько дней после начала учебы как-то раз дедушка принес мне учебники для 5-го класса. Взяв эту груду учебников, я с волнением стал осматривать каждый из них. Вот — «Родной язык». Взял его, перелистываю и вдруг вижу — это же учебник японского языка. Я возмутился.

Японские империалисты навязывали нашей нации свой язык, чтобы превратить корейцев в «верноподданных японского императора». С первых же дней оккупации Кореи они запретили корейский язык, объявив японский официальным в ведомствах, судах и учебных заведениях.

Я спросил дедушку, почему учебник японского языка называют учебником «Родной язык». Он ничего на это не смог ответить и только горько вздыхал молча и обиженно.

Достал я перочинный нож и соскреб слово «Родной», а вместо него написал «Японский». Стремление оказать сопротивление политике ассимиляции, проводимой Японией, заставило меня пойти на такую дерзость.

В первые дни учебы в Чхандокской школе находились дети, которые и в классе, и на улице, и в местах для развлечений говорили по-японски. Были и такие, которые учили других японскому языку. Но почти не было детей, которые стыдились бы этого или этому возражали. Видимо, они считали, что родной язык исчез, раз уж погибла и сама страна.

Каждый раз, когда я встречал детей, стремившихся учиться японскому языку, говорил им, что корейцы должны говорить на своем родном языке.

В день, когда я пришел в Чхильгор после возвращения из Бадаогоу на Родину, односельчане собрались в дом родителей моей матери, чтобы послушать о современном положении. Кстати, они обращались ко мне с просьбой говорить на китайском языке: раз ты, мол, прожил в Маньчжурии несколько лет, значит, должен хорошо говорить по-китайски. И дети Чхандокской школы то и дело просили меня учить их китайскому языку. Но я каждый раз отказывался, говорил им: у нас есть свой прекрасный родной язык, зачем же нам говорить на чужом языке?

После возвращения на Родину мне пришлось только раз говорить на китайском языке.

Однажды младший дядя по матери предложил мне пойти осмотреть город. По горло занятый, он так просто в город не ходил. А в этот день он выделил для меня время специально для этого.

— Вернулся ты в родное село через долгое время, так что давай сегодня вместе пойдем в город и пообедаем.

И мы вместе пошли в Пхеньян.

Осмотрев город, зашли в китайскую кухню, что в Западном Пхеньяне — там, где сегодня стоит гостиница «Понхвасан». Там в то время находилось множество китайских кухонь.

Хозяева столовых, стоя в дверях, приветливо приглашали гостей, вежливо обращаясь к ним: «Добро пожаловать! Добро пожаловать!», чтобы выручить побольше денег. Они, как бы соревнуясь, тянули к себе каждого прохожего.

Хозяин той столовой, куда мы зашли, обращался к нам по-корейски, на ломаном нашем языке предлагая заказать блюда.

Я доходчиво, на китайском, ответил: две порции китайских сладких пампушек.

У него глаза на лоб полезли.

— Ты, видать, китайский ученик?

Я ответил, что нет, я не китайский ученик, но несколько лет прожил в Маньчжурии и кое-как могу говорить по-китайски. И немного мы с ним поговорили по-китайски.