В водовороте века. Мемуары. Том 1

И вооружения Армии справедливости мало чем отличались от вооружений армии членов секты Тонхак. И у Армии справедливости было несколько современных ружей, но их количество было ограниченным, а большинство бойцов было вооружено клинками, копьями или фитильными ружьями. И не случайно, что историки называют борьбу Армии справедливости борьбой фитильного ружья с винтовкой типа «38»: Не трудно представить себе, какое трагическое терпение надо было проявлять и какую неравную битву приходилось вести, чтобы подавить примитивным ружьем винтовку типа «38»: при каждой стрельбе из фитильного ружья нужно было зажигать рукой фитиль, тогда как из винтовки типа «38» делали более десяти выстрелов в минуту.

Когда характеристика фитильного ружья оставалась секретом воинов Армии справедливости, японцы при одном выстреле из него разбегались в панике. А когда узнали его характеристику, они не боялись и ставили его ни во что. Ясно, каким был исход боя! Бойцы Армии справедливости, выходцы из конфуцианских ученых, верные дворянской морали и моральным канонам, участвовали в боях в стесняющем топхо (ритуальный халат с длинными рукавами — ред.) и в шляпе из конского волоса. Их японские войска подавляли пушками и пулеметами.

А теперь военная мощь Японии несравненно укрепилась. Можно ли учением с песчаными мешочками на ногах подавить сильные войска империалистической страны, выпускавшей серийным методом танки, пушки, военные корабли, самолеты и другие виды современного оружия и тяжелого снаряжения?

Но больше всего огорчала меня в училище идейная отсталость.

Администрация училища, идя только по пути к национализму, предостерегала от других идей, и курсантам приходилось следовать такому течению.

В училище находились и юноши, которые сочувствовали правлению королевской династии или строили иллюзии насчет демократии американского образца.

Таких тенденций больше проявлялось во время семинаров по истории мировой революции. Курсанты, вызванные преподавателем, повторяли только содержание материала, пройденного на занятии, пространно рассказывали о развитии капитализма.

Я не в силах был сдержать моего недовольства их догматическим подходом к учебе. На занятиях по политическому предмету вообще не затрагивали вопрос о живой действительности, такой, как вопрос о независимости Кореи и ее народных массах. Только механически обучали и проверяли знание материалов, данных в учебниках и в учебной программе.

Будучи убежденным в том, что темой дискуссии должен стать, практический вопрос, связанный с будущей судьбой Кореи, однажды я обратился к только что выступавшему курсанту с вопросом: «Какое общество, по-вашему, следует построить в нашей стране после достижения независимости?»

Тот, не задумываясь, с ходу ответил, что следует идти по капиталистическому пути. Он сказал:

— Наша нация лишилась страны под ударами японских самураев потому, что феодалы-правители нашей страны праздно приводили время, сочиняя стихи на лоне природы, когда другие страны шли по капиталистическому пути. Чтобы не повторять такое прошлое, следует построить у нас капиталистическое общество.

А другие заявляли, что надо восстановить феодальные королевские династии.

Не было таких курсантов, которые заявляли бы о необходимости построить демократическое общество или общество, хозяевами которого являются народные массы. То было время, когда национально-освободительное движение переживало период поворота от националистического движения к коммунистическому. Но они, видимо, совершенно не имели в виду такого идейного течения времен.

Были и такие курсанты, которые, сидя сложа руки, заявляли:

«Какое общество построить после достижения независимости? Такой вопрос надо рассмотреть потом, это дело будущего. Еще не добившись независимости, ставить вопрос: за капитализм или за восстановление королевских династий — это все равно что переливать из пустого в порожнее».

Слушая такие выступления, я всем сердцем убедился в том, что националистическое образование, проводимое в училище, — это отжившее свой век. Все — и утверждения о необходимости восстановления феодальных королевских династий, и утверждения о капиталистическом пути развития — казалось мне анахроническим, и оттого было тошно на душе.

Будучи не в силах владеть собою, я встал с места и сказал, что в нашей стране нельзя совершить такую буржуазную революцию, какую совершали в европейских странах, тем более нельзя восстановить старый механизм феодального правления.