В водовороте века. Мемуары. Том 2

Ли Хон Гван слыл известным лицом не только потому, что он с присущими ему необыкновенной находчивостью и полководческим искусством умело командовал своими войсками, но и потому, что газеты Квантунской армии и Маньчжоу-Го и другие виды вражеской прессы давали неправильную информацию, называя его «женщиной-полководцем».

Что послужило тому поводом? А вот такой комедийный эпизод, вызвавший всеобщее посмешище. Однажды, вернувшись в свою опорную базу после налета на Дунсин, Ли Хон Гван приказал своей подчиненной партизанке вести допрос пленных. Прежде чем начать допрос, эта партизанка, представляя себя: «Я и есть Ли Хон Гван», потребовала от пленных выдать расположение сил полиции и планы карательной экспедиции. И эти пленные, вернувшись, распространяли слухи: «Ли Хон Гван — красавица лет двадцати». Таким образом среди японских солдат стали в ходу слухи о том, что Ли Хон Гван — «женщина-полководец».

Если Ли Хон Гван отличался своей находчивостью и дерзостью как военный стратег в ходе вооруженной борьбы, то Ли Дон Гван выделялся как способный политработник, показывавший свое необыкновенное умение в партийном строительстве и в идейном пробуждении масс и объединении их в организации. Еще во второй половине 20-х годов его имя находило широкое распространение в Восточной Маньчжурии.

О нем мне говорили Ким Чжун, Со Чхор и Сон Му Сон. Еще в бытность свою учеником Тонхынской средней школы в Лунцзине Ли Дон Гван стал выделяться руководителем ученического движения. Весть о его аресте в Лунцзине по первому этапу дела компартии в Цзяньдао и его бегстве из тюрьмы долетела до Гирина.

Летом 1930 года я встретился в Харбине с товарищем Со Чхором. Он мне мимоходом напомнил, что Ли Дон Гван знает обо мне. Когда ан Чхан Хо читал лекцию в Гирине, Ли Дон Гван, мол, видел меня, а позже — на конференции представителей крестьян района Паньши в Улихэцзы. И я просил Со Чхора при встрече с Ли Дон Гваном поведать ему о стратегии нашей борьбы и передать мои слова о том, что рано или поздно нам придется познакомиться друг с другом и сражаться рука об руку в одном окопе.

Позже Ли Дон Гван работал секретарем Южноманьчжурского Особого комитета, заведующим орготделом провинциального комитета Восточной и Южной Маньчжурии, но в дни, когда мы готовились к походу в Южную Маньчжурию, работал секретарем участкового комитета в уезде Паньши.

Корейские коммунисты составляли костяк антияпонских вооруженных сил и в районах Южной Маньчжурии, как и в Восточной.

В случае похода в Южную Маньчжурию мы решили установить связь и с ними. Если отряды, находящиеся в «поре юности», будут встречаться и обмениваться опытом, совместно предпринимать меры по борьбе, то это, я считал, будет очень полезным для развития АНПА. В самом деле мы на протяжении всего периода антияпонской вооруженной борьбы действовали в тесной связи с партизанскими отрядами Южной Маньчжурии. В ходе этого мы с Ли Хон Рваном, Ли Дон Рваном и Ян Цзинюем были связаны неразрывными узами.

В Люхэ, Синцине, Паныпи и других районах Южной Маньчжурии действовали многочисленные наши организации. Когда мы действовали в центральной части Маньчжурии, мы посылали много лучших работников КСМК и АСМ в эти районы на организационную работу. Были направлены туда и Чвэ Чхан Гор и Ким Вон У. Однако рожденные их усилиями организации были жестоко разрушены после события 18 сентября.

Если мы выйдем в Южную Маньчжурию, то это могло бы создать благоприятные предпосылки для восстановления этих организаций и ободрения павших духом революционеров.

Иные историки излагают этот период так, будто после создания АНПА вся наша деятельность шла как по маслу, без всяких преград и зигзагов, однако революция не такая простая вещь.

С тех пор, как был определен маршрут первого похода новорожденной партизанской армии в Южную Маньчжурию, и до его совершения нам не раз приходилось переживать глубокие душевные муки и невзгоды.

В мае 1932 года мы собрались в доме Ким Чжон Рёна, где помещалась штаб-квартира участкового парткома. Здесь мы созвали совещание с участием руководящих кадров партийных и комсомольских организаций уездов Восточной Маньчжурии. На нем были обсуждены вопросы о походе в Южную Маньчжурию и о создании опорной базы. Предложенный нами план похода в Южную Маньчжурию был единодушно одобрен участниками совещания. Курс на совершение похода с радостью воспринимали и юноши, которые вели жаркий спор, разбившись на две-три группы в отряде.

Однажды, когда мы активно вели подготовку к походу, с серьезным выражением на лице пришел ко мне Чха Рван Су, назначенный начальником штаба отряда.

— Товарищ командир! — сказал он. — Раз решили совершить поход, не лучше ли на днях немедленно покинуть Сяошахэ? Тут поблизости от нас большак, непрерывно проходят вражеские транспортные обозы, не скажут они нам спасибо. Остро стоит и вопрос продовольствия. Здесь всего сорок крестьянских дворов, а мы, более ста человек, питаемся на дармовщину. Какой бы ни была щедрой и гостеприимной деревня Сяошахэ, она дальше такого не выдержит!