В водовороте века. Мемуары. Том 2

Даже после такого страшного испытания он снова направился в Гунчжулин, когда хоть немного поправился. Там он на сей раз был схвачен японскими полицейскими. Гунчжулин был сеттльментом, который японцы отняли у Китая, и находился под их контролем. Хен Дэ Хон стойко боролся и на суде. Он был приговорен к пожизненному заключению, изнывал в Содэмунской тюрьме в Сеуле и умер от недуга, нажитого в результате варварских пыток японских палачей…

Вступая в 30-е годы, группа Ли Чжэ У выросла до нескольких десятков человек. В результате их усилий в Чанбае появились одна за другой антияпонские организации, создались в каждой деревне школа и вечерние курсы, часто проводились ораторские конкурсы, художественные представления и спортивные соревнования, что повысило революционный энтузиазм у населения.

В такой момент японские империалисты с целью заманить группу Ли Чжэ У инсценировали фарс, заслав в одно корейское село вооруженный отряд, переодетый в банду разбойников, и разграбив жителей села. Но группа Ли Чжэ У не попалась на эту удочку врага, так как мы заранее предупредили ее, чтобы она остерегалась банды разбойников. Было лишь частичное столкновение и ранено было несколько человек, но стычка эта не развернулась в большой бой.

Однажды войска реакционной военщины, вступившие в сговор с бандой разбойников, организованной японцами, внезапно налетели на вооруженную группу Ли Чжэ У. Группа понесла серьезный ущерб: Пак Чжин Ен погиб смертью храбрых в бою, а Ли Чжэ У, к несчастью, был схвачен.

Чтобы смыть позор смертью, Ли Чжэ У уколол себе шею кухонным ножом, даже будучи связанным, но своего не добился. Он тут же был передан в руки японской полиции, перевезен в Сеул, приговорен к смертной казни и вскоре погиб в тюрьме.

Кон Ен был убит лжекоммунистами — наймитами японских империалистов, засланными для заманивания и похищения деятелей антияпонского движения в Маньчжурии. Он работал среди них для осуществления взаимодействия с ними.

Мы узнали о трагической гибели Кон Ена, Ли Чжэ У и Пак Чжин Ена сразу же после массового восстания крестьян в Танчхоне. Когда связной сообщил мне об этом, одно время мне было трудно держать себя в руках. Прежде всего мне казалось, что я совершил тягчайшее преступление перед отцом как сын, и я не мог поднять головы.

Эти товарищи были бойцами Армии независимости, которых больше всех любил мой отец. Они первыми совершили переход от националистического движения к коммунистическому.

Трагическая гибель Ли Чжэ У, Кон Ена и Пак Чжин Ена вызвала невыносимо острую боль у меня в сердце. Не только потому, что потеряна одна сильная оперативная группа, призванная реализовать решения Калуньского совещания внутри Кореи, но и потому, что не стало борцов, которые встали в авангарде борьбы за переход от националистического движения к коммунистическому, поддержав волю моего отца.

На похоронах моего отца Кон Ен и Пак Чжин Ен несли похоронные носилки в первом ряду. Они предлагали моей матери не надевать на меня траурную одежду, говоря, что они сами оденутся в траур вместо меня. Наверное, они думали, что я, четырнадцатилетний, буду выглядеть слишком печальным, когда облекусь в траур. С той поры оба они три года ходили в траурной одежде и носили траурный головной убор.

В то время учебные курсы Армии независимости находились в Ваньлихэ, расположенном недалеко от Фусуна. Кон Ен раз или два в неделю посещал наш дом с дровами на заплечных носилках чигэ и здоровался с моей матерью. Его жена тоже часто бывала в нашем доме, захватив для нас молодые побеги аралии, бедренец и другие съедобные травы. Порой Кон Ен приходил, взвалив на плечи мешок с зерном. Такая искренняя помощь его была немалым подспорьем в хозяйстве нашей семьи.

Мать относилась к нему и его жене так сердечно, как будто они ей родные младший брат и сестра. Иногда она, словно родная старшая сестра, строго вразумляла их, указывая на какие-то их недостатки, когда их замечала.

Когда Кон Ен ушел в Маньчжурию для участия в движении за независимость, его жена жила одна в Пектоне. И в каком-то году она пришла в Фусун к мужу. Кон Ен, увидев на ее лице шрам от ожога, который она получила на кухне, приготовляя суп с клецками, и, недовольный, заявил, что не будет жить дальше с ней.

Моя мать рассердилась и отчитала его за это.

— В своем ли ты уме? Это же такое непростительное безобразие, что ты не хочешь жить с женой. Ведь она пришла к тебе как к мужу, преодолев столь далекий путь. Ее за это надо приветствовать от всей души, а не отвергать.

Кон Ен всегда искренне относился к моей матери и слушался ее во всем. И в тот день он поклонился ей и попросил прощения за свой проступок…