Взять, к примеру, Сяованцинский партизанский район. Вся его территория, равная по площади целому уезду современной Кореи, была советским районом. Он был освобожден от оккупантов и целиком контролировался революционными силами. Характерно, что в то время полностью партизанские районы называли и советскими районами, Кадровые работники, подняв на столь обширной территории флаг совета, символизирующий рабоче-крестьянскую власть, попусту суетились, шумели: «Революция!», «Революция!» Они почти не вели боев за пределами партизанского района, а ограничивались провозглашением одних лишь пустых лозунгов о диктатуре пролетариата, о стро ительстве общества для неимущих. Так и проводили они попусту день за днем.
Особый подъем царил в праздничные дни. Собираясь во дворе казармы или же на спортивной площадке, люди исполняли русские танцы, пели песни о Первомае. Порой же руководители Восточноманьчжурского Особого комитета, а также представители уезда собирались вместе и вели жаркие споры о текущем моменте.
Собственно говоря, все мы, захлестнутые такой атмосферой, не успели оглянуться, как пролетела весна. И только после этого стали постепенно замечать признаки детской болезни левизны, обнаруженной в работе кадров партизанских районов. Вот тут-то мы и стали принимать срочные меры, вырабатывать тактику для ликвидации левацких загибов.
В партизанских районах скопилось много народу. В первые дни их создания одну только Ванцинскую партизанскую базу населяли несколько тысяч беженцев и эмигрантов. Аналогичным было положение в Хуньчуне, Яньцзи и Хэлуне.
В горной местности, где было мало посевных площадей, оказалось слишком много людей. Порой этот район походил на муравейник — обитателей здесь было несколько тысяч!
Тут же возникли серьезные трудности с продовольствием. Все питались жидкой похлебкой из сои. Ее получали, пропустив через жернова соевые бобы, в похлебку добавляли незначительное количество риса. Иногда, бывало, находились «счастливцы», которые привередничали за такое кушанье. А когда же не хватало даже жидкой каши, варили сосновую кору, добавляя в это месиво немного стиральной соды. Таким вот образом обработав ее, получали паровой хлеб с сосновой корой, что помогало хотя бы на какое-то время утолить голод. Иногда питались молодыми побегами папоротника, атрактилиса, корнями колокольника, кодонопсиса ланцетолистного и куены аптечной.
Так вот неводили концы с концами. И все же, несмотря ни на какие трудности, люди пели революционные песни, выступали с речами, потрясая кулаками, призывали уничтожить империализм, проклинали прояпонски настроенных элементов, клеймили позором свору паразитов, живущих за счет чужого труда. Таковы были первые дни жизни на партизанской базе.
Разумеется, крупных боев пока не было, но все же нам не раз приходилось сражаться с врагом — мы совершали набеги на полицейские участки, на обозы с интендантским имуществом, отражали нашествия карательных отрядов на партизанский район, захватывали у оккупантов оружие. Когда партизаны возвращались после операции с победой, жители кричали «ура!», размахивали флажками.
Но в целом в тот период мы почти не предпринимали настоящих боевых действий. В основном несли постовую службу на вершине горы или же охраняли места проживания беженцев. Вот так и протекали день за днем. Территория была обширной, но оружия было мало, незначительным было и число вооруженных людей. Поэтому приходилось тщательно распределять среди партизан винтовки. Все с головой ушли в оборону партизанской базы.
Когда мы собирались пополнять наши боевые ряды, то тут же нам чинили всяческие препятствия то ли секретарь парткома, то ли какой-либо другой член комитета. Они с испугом заявляли, что революционная армия — это не армия единого фронта, в нее следует зачислять только отборных элементов рабочего класса и крестьянства. Если брать в нее «всех» и «всяких», то армия, по их мнению, станет разношерстным сборищем. В то время любой антияпонский партизанский отряд называли рабоче-крестьянским партизанским, исходя из того, что такие отряды являлись вооруженными силами района, где была установлена советская власть.
Силами партизанских отрядов, насчитывавших всего несколько рот, действительно было не под силу охранять обширную территорию площадью в несколько тысяч квадратных километров. Оборона была недостаточно плотной. Поэтому, как только начиналась карательная операция, противник, прорвав нашу жиденькую оборонительную полосу, проникал в глубину района. Вот тогда и поднимался переполох: тысячи жителей бежали с котомками на головах и на спинах, ища надежное yбежище. Подобная паника повторялась чуть ли не каждый день, внося сумятицу в жителей партизанских районов.