В водовороте века. Мемуары. Том 3

Те, кто страдал болезнью левизны, кто был одержим субъективными устремлениями, без научного учета соотношения наших сил и сил врага, сосредоточивали свое внимание только на одном: занимать район пошире и отстаивать его всеми силами. Видимо, они были убеждены в том, что величина территории освобожденного района является главным признаком, решающим исход революции. Такие деятели искусственно разделяли партизанский и контролируемый врагом районы на «красный» и «белый», приклеивали населению захваченных врагом и промежуточных районов ярлык «реакционно настроенных» или «двурушнических масс», подозрительно относились к жителям этих районов, а зачастую огульно отталкивали их от себя. Такой участи не миновало и население, проживавшее в Корее. Это было самой большой головоломкой.

Женщины «красных» районов ходили с коротко подстриженными волосами, чем были примечательны «красные» от «белых». В «красном» и «белом» районах отличались друг от друга язык, письменность, песни, школы, образование и даже печать. Тех, кто приходил из «белого» в «красный» район, задерживали без всякого повода, допрашивали, не разрешали им возвращаться домой. «Всех, приходящих из «белого» района, без каких бы то ни было оправданий считать шпионами» — такое распоряжение начальства было спущено вплоть до детских отрядов. Некоторые из работников Ванцинского уездного парткома питали беспричинную злобу к тем, кто из горных ущелий Сяованцина ушел в город.

Однажды произошел такой случай. В деревне Дунжицунь крас но ополченцы несли службу на наблюдательном посту, находясь на возвышенности. Там они арестовали и допрашивали крестьянина из Дадучуаня, приходившего в партизанский район, чтобы купить вола. В уездный партком было доложено, что появился подозрительный крестьянин из «белого» района и подвергается допросу. Левак из уездного парткома тут же решил, что тот крестьянин несомненно шпион, и дал распоряжение: если он не признается, применить к нему жестокую пытку до тех пор, пока он не разоблачит себя. Однако как ни пытали беднягу, следовал от него один и тот же ответ: «Я не шпион». Да и на самом деле он не был ни шпионом, ни прислужником. Но леваки, отобрав у крестьянина деньги, безо всякого основания подвергал его побоям.

Вспоминается и другой случай, произошедший из-за левачества в партизанском районе. Чвэ Бон Сон, который вел много лет комсомольскую работу в Ванцине, рассказывает о нем так; «Когда заходит речь о левачестве, живо встают перед глазами первые дни жизни в партизанском районе. Ой, как страшно было левачество в Цзяньдао! Однажды партизаны захватили у перевала Ванцинлин японскую военную повозку, груженную солью, притащили ее под конвоем в Сяованцин. Это были первые дни после того, как была создана партизанская база. Помнится, тогда вы, родной вождь, совершали поход в Южную Маньчжурию. Ломовой извозчик был бедным корейцем, работал по найму, с трудом перебивался со дня на день. Однако и к нему леваки приклеили ярлык «двурушника», обращались с ним, как с преступником. Раз ты разъезжаешь на японской повозке/значит, ты изменник! Таков был у леваков закон. Могло ли в подобной обстановке население вне партизанских районов относиться к партизанским районам с добрым чувством? Да ни в коем случае. Это, действительно, было сущей трагедией для народа».

Леваки эти не различали, кто наш, а кто враг, без разбору подвергали наказаниям трудовые массы. Подобные безумства часто наблюдались и в партизанских районах других уездов. Однако, главная беда была в том, что такие страшные действия, все без исключения, совершались без стыда и совести под священным лозунгом «во имя революции». Последствия подобных перегибов были весьма печальными: многочисленных революционно настроенных людей, готовых подняться на борьбу против японских захватчиков, оттолкнули в «белые» районы.

Левацкие элементы партизанского района арестовали такяое родственника старика Ли Чхи Бэка, выдав его за «реакционно настроенного элемента». А ведь этот человек просто приходил из Онсона в деревню Шанцинли совершить жертвоприношение по случаю гибели родителей от рук врага во время карательной операции.

Каждый раз, когда я видел своими глазами подобные случаи, всеми фибрами души испытывал чувство нестерпимого позора. Какой же коммунист, если ты по своему усмотрению подвергаешь наказаниям ни в чем не повинных людей? Зачем на честного человека надеваешь колпак «реакционера»? Если ты так поступаешь, то ты уже не коммунист, а преступник особого сорта!

Однако в то время, когда мы жили в партизанском районе в Ванцине, подобные особо опасные преступники, выдавая себя за исключительных «революционеров высшего класса», правили массами, как им вздумается.