В военном воздухе суровом

- Вы давали команду помахать крыльями, а этого сделать никак невозможно: крылья к фюзеляжу жестко прикреплены. Вот если бы покачать с крыла на крыло, то дело другое... - с невинным видом объяснил сержант.

- А почему сел с "козлами"?

- Знал, что за невыполнение команды по радио нагоняй будет, волновался.

Стоявшие поблизости фыркнули, и Холобаев засмеялся громче всех.

Перелет полка на фронт был назначен на 20 сентября. Казалось бы, что тут сложного? Взлетел, собрал всю эскадрилью - 12 самолетов, пролетел час по прямой - и посадка для заправки. Такие посадки в районе Саратова, у озера Эльтон, под Астраханью, Махачкалой и, наконец, у Гудермеса. Вот мы и дома... И условия для перелета благоприятные: небо безоблачное, воздух прозрачный - с высоты местность просматривается на многие километры. Видимость, как говорят в таких случаях, миллион на миллион. Пролетать будем в стороне от мест, где идет война, ни зениток тебе, ни "мессеров". Одним словом, прогулка. Между тем Холобаев на подготовку к перелету выделил целый день.

Мы занимались прокладкой маршрута, и командир появлялся то в первой эскадрилье у Петра Руденко (его выдвинули на должность комэски), то во второй, у майора Хашпера, то у меня, в третьей. Вот он снова как из-под земли вырос, выхватил у Остапенко карту и давай его экзаменовать:

- Компасный курс на первом этапе полета? Путевое время? Какие характерные ориентиры будем пролетать? - Сержант бойко, правильно отвечает. Я рад за него.

Судя по вопросам, командир больше всего опасается потери ориентировки. Но как по такой трассе заблудиться? Волга, потом единственная железная дорога в степи - очень надежные линейные ориентиры. К тому же впереди каждой эскадрильи, которые будут взлетать одна за другой через 30 минут, полетит лидер - бомбардировщик ПЕ-2 со штурманом на борту. Он будет вести нас от одного пункта к другому. Однако командиру полка этого показалось мало, и он решил к Петру Руденко приставить еще и контролера - майора Галущенко, только что назначенного к нам штурманом полка.

Николай Кириллович Галущенко, атлетически сложенный здоровяк с орлиным взглядом и прекрасно вылепленной головой, был превосходным летчиком. О таких говорили: не летает, а рисует в воздухе. И повоевать ему пришлось раньше нас: еще в тридцать седьмом он был летчиком-добровольцем в Китае, летал на скоростном бомбардировщике СБ.

Вот его-то командир полка и решил приставить к эскадрилье Петра Руденко, чтобы подстраховать молодого комэску от всяких случайностей. Узнав об этой опеке, Петро надулся. Но командир, по-видимому, не забыл случая, как Руденко год назад, в Донбассе, чуть не угодил под суд. Возвращался он с задания, отбился от группы, потерял ориентировку и сел в степи. Расспросив у местных жителей, где он находится, летчик взлетел, но снова заблудился. День был на исходе. Вторично приземлился на окраине какого-то села, чтобы опять расспросить о местонахождении, а там говорят: "Немцы близко!" Тогда Руденко свалил в кабину, как в печку, охапку дров, облил бензином и поджег. В полк вернулся пешком. Тогда и начались у Петра неприятности: слухи о близости противника оказались ложными, а самолет был уничтожен.

Вот поэтому командир полка решил подстраховать его от всяких случайностей и зазорного в этом ничего не видел.

Вечером, в канун отлета на фронт, провели партийное и комсомольское собрания. В решении записали: все 36 самолетов завтра должны быть на фронтовом аэродроме. Ни одной аварии и поломки по вине летного и технического состава, ни одного летного происшествия.

Рано утром мою эскадрилью выпустили первой. Быстро собрались звенья в клин четверок, легли на курс. Вскоре нас обогнал лидер и повис впереди с превышением. Справа от меня спокойно летит Остапенко. Поглядывая в его сторону, вижу широкую ленту Волги и медленно уходящие к востоку пожелтевшие Жигули.

Первая посадка. К самолетам подъехали бензозаправщики. Вслед за нами к аэродрому подошла эскадрилья Руденко. Когда все самолеты третьей эскадрильи были заправлены и механики уже начали залезать в фюзеляжные лючки, последняя эскадрилья Хашпера заканчивала посадку. Третьей эскадрилье - взлет. Точно укладываемся в график!

Снова в воздухе. Волга вильнула вправо и скрылась. Теперь не увидим ее до самой Астрахани. Далеко в стороне остались моя родная Николаевка и разбитый теперь Сталинград. Под нами ровная степь. По железной дороге ползут товарняки: на фронт, на фронт...

Наконец-то впереди показалось белое, словно заснеженное, соленое озеро Эльтон. Невдалеке от него нам сигналят ракетами. Холобаев первым пошел на снижение, чтобы успеть руководить с земли посадкой.

Сели, разминаемся, а в ушах стоит гул, будто все еще рокочет мотор. Печет солнце. Вижу - ко мне спешит Федя Артемов, мой заместитель:

- У нас одного самолета не хватает!

- Чего мелешь! К аэродрому все подошли, сам пересчитал.

- Двадцать пятый исчез! "Опять Остапенко".

Вскарабкались с Артемовым на мотор и с высоты обозреваем полынную степь.

- Что там пылит? - показывает он рукой и ладонью прикрывает глаза от солнца.