В военном воздухе суровом

Эх, кваску бы сейчас холодненького да в Балтыме искупаться…

— Балтым? Первый раз слышу… Талыков удивленно раскрыл серые глаза:

— Это ж такое озеро, что не всякий его переплывет. А мы вот с братом Алексеем переплывали.

— А где оно?

— Недалеко от Верхней Пышмы.

Оказалось, что это старинный уральский город, недалеко от Свердловска. Чуть ли не Петр Первый медные рудники там открывал. Миша в этом городе учился, а потом подался в Свердловский аэроклуб. Впервые я тогда узнал, где родные места Михаила и как далеко они от фронта…

— Глубокий тыл, — говорю ему, — а вот к моим краям немец уже подбирается…

— Ты откуда?

— Из Сталинградской области…

Сколько вместе воевали, а о том, где кто родился, где учился и работал, друг друга расспросить не успели. Как-то не занимали нас тогда биографии. По-настоящему они у всех начались на войне, где человек в деле выказывал себя. И весь он был перед тобой, словно просвеченный рентгеном.

Начали лениво хлебать остывший борщ, девушка уже спешила к нам с курицей. Двух летчиков из всего полка кормили сытно. Но ее обогнал посыльный:

— Срочно к командиру!

Швырнули ложки, схватили ремни, планшеты; на ходу застегивая гимнастерки и подпоясываясь, заторопились к землянке.

Командир полка сам нетерпеливо шел навстречу. Почему-то злой и говорить начал не сразу. Пристально посмотрел в глаза каждому, словно видел впервые, потом тихо сказал:

— Севернее Армавира, у станицы Прочноокопской, противник восстановил взорванный нашими войсками мост через Кубань. Сам Буденный приказал разбить его авиацией, чтобы сорвать переправу танков. Задача эта… — Холобаев сделал паузу и, повысив голос, добавил: — Поставлена нашему полку!.. — Он произнес это так, словно перед ним стояло не двое, а, по крайней мере, шеренга летчиков. — Прикрывать вас будут шесть истребителей. Разбить мост во что бы то ни стало! — Он взмахнул рукой, словно шашкой.

Мы выхватили из планшетов карты, линейки, транспортиры, в голове вихрем понеслись мысли: "Как же можно двумя штурмовиками разбить мост? Это же не понтонный, тот и взрывной волной можно повредить. А здесь нужно только прямое попадание. Такая задача под силу по меньшей мере эскадрилье. А может, тот, кто ставил по телефону Холобаеву эту задачу, и не знает, что от нашего полка одно название осталось? Или знает, но обстановка такова, что воевать приходится до последнего самолета, до последнего танка и до последнего солдата. Невыполнимых задач сейчас не признают… Выполнить или умереть. "Ни шагу назад!"

— По самолетам! — скомандовал командир.

Талыков зашагал впереди меня к своей "девятке" с множеством заплат на крыльях. Ступал он с каблука, словно пробовал прочность земли. Видно, злится. Может, его обидела резкость командира?

Вырулили на старт, командир был уже там. Не дождавшись сигнала стартера, стоявшего наготове с флажками. Холобаев сдернул с головы свою пилотку и махнул ею: "Выметайтесь!"

…Летим очень низко над нескошенными полями пшеницы. Куда ни глянь тихое желтое море. Во многих местах по "морю" гуляет багровое пламя, оставляя за собой черную пустошь. Поджигают свои, чтобы не досталось противнику. А на этом море островки — станицы и пруды, пруды… На их синеющей глади словно белые облачка плавают. Скользнула темная тень самолета по этому облачку, ударила гулом двигателя — и стаи белоснежных гусей и уток, словно от ураганного ветра, разлетаются к берегам, панически взмахивая крыльями.

Благодатная Кубань, и до тебя докатилась война…

А вон там, далеко впереди, на желтой полосе хлебов темнеет станица. Она как многотрубный пароход на горизонте: лениво тянутся к небу дымы пожаров. Это наш поворотный пункт на Прочноокопскую.

Развернулись влево, тут же начали набирать высоту. Уже виднеется Армавир, извилистая Кубань. Через реку переброшена узенькая перемычка: это и есть мост. Мы все еще "скребем" высоту на перегруженных бомбами ИЛах, а впереди, будто черное облако, стеной повисли разрывы разградительного зенитного огня. Чем ближе к мосту, тем больше разрывов. Через потрескивание в шлемофонах слышны отрывистые команды наших истребителей: они завязали бой с "мессерами". Мы на боевом курсе, когда маневрировать уже нельзя. Еще чуть-чуть протянуть, не сбили бы до того, как войдем в пикирование… Мост надвигается медленно-медленно, будто скорость у нас уменьшилась.

Время! Самолет кренится, опускает нос. По бронестеклу поплыли и берег и цель. Нарастает свист встречного потока воздуха, мост быстро увеличивается в размерах, самолет подбалтывает, и от этого вздрагивает мост на перекрестье прицела. В голове лишь одна мысль: "Попасть, попасть, попасть…"

Нажатие на кнопку сброса бомб, и в этот же миг сильный хлопок, будто у самого уха лопнул детский воздушный шарик, — самолет тряхнуло. Вывод из пикирования, разворот, мгновенный взгляд назад — там всплески воды, в крутом вираже самолет Талыкова. В шлемофонах сиплый голос истребителя и слова, больно уколовшие в самое сердце: "Мимо, мимо…"

Летим обратно. У меня на левом крыле дыра. Вот почему тряхнуло самолет в момент сбрасывания бомб — зенитный снаряд угодил.