В волчьей пасти

Шюпп озорно усмехнулся. Он быстро исправил контакт и включил приемник. Очень тихо и словно издалека донеслись до него знакомые четыре удара литавров. Англичане! А затем так же тихо и издалека — на немецком языке с английским акцентом:

«От нижнего Зига до излучины Рейна, к северу от Кобленца кипит сражение».

«Американские танковые силы от предмостного укрепления под Оппенгеймом прорвались на восток. Их передовые части достигли Майна у Ганау и Ашаффенбурга. Между северными отрогами Оденвальда и Рейном завязались ожесточенные маневренные бои…»

Шюпп чуть не влез в коробку радиоприемника. Каждое слово буквально выжигалось у него в мозгу, он ничего не должен забыть.

Когда Брауэр вернулся, Шюпп все еще увлеченно слушал. Он тотчас же погасил прием и дал такой громкий звук, что аппарат взвизгнул. Брауэр в восторге бросился к приемнику.

— Ловкач! Радиот! Как тебе удалось? Я тут сам мудрил, но у меня ни черта не вышло. Ты и вправду…

Но хвалить заключенного не полагалось. Поэтому Брауэр оборвал свои излияния, грубо бросив:

— Ах ты, чертов сын, главное, что ящик снова в порядке!

Шюпп собрал свои инструменты.

Вскоре Шюпп и Кремер уже стояли перед картой, которую Кремер прикрепил у себя к стене. От Ремагена союзники за несколько дней пробились до Оппенгейма. Отсюда наступление шло в направлении Франкфурта, а севернее Кобленца уже обозначился удар в сторону Касселя. Фронт несомненно приближался к Тюрингии!

Шюпп и Кремер переглянулись без слов, оба думая об одном и том же. Кремер взял линейку и измерил расстояние от Ремагена до Франкфурта. Затем — оттуда до Веймара. Оставалось менее двух третей уже пройденного пути, и тогда…

Кремер глубоко вздохнул, снова положил линейку на стол и глухо произнес:

— Через две недели мы будем либо свободны, либо мертвы…

Шюпп рассмеялся:

— Мертвы? Друг, Вальтер, эсэсовцы ничего нам больше не сделают. У них уже и теперь полны штаны.

— Надо выждать… — предостерегающе произнес Кремер.

Вдруг он схватил Шюппа за руку и показал в окно на ворота. По апельплацу быстрым шагом шли от ворот Клуттиг и Рейнебот. Заключенные, попадавшиеся им навстречу, снимали шапки, а потом украдкой оборачивались и глядели им вслед. Кремер и Шюпп тоже взволнованно следили за ними, пока те не скрылись из виду.

— Что-то случилось! Беги за ними, Генрих, и посмотри, куда их понесло.

Шюпп убежал.

Кремера охватила тревога. У него вдруг возникло чувство, будто те двое явились в лагерь за ним. Вот сейчас распахнется дверь и голос Клуттига резнет как плетью: «Следуйте немедленно за нами!»

Кремер прижал к вискам кулаки, тревога переросла в страх. Что если все открыто? Все!

И когда на самом деле распахнулась дверь, Кремер, вздрогнув, обернулся. В комнату торопливо вошел Шюпп.

— Они направились к вещевой камере.

На какой-то миг Кремер испытал блаженное чувство облегчения, но оно тут же сменилось еще большим страхом. Он смотрел на Шюппа невидящим взглядом.

Рейнебот утром нашел под дверью своего кабинета записку и долго вертел ее, ничего не понимая.

«Гефель и Кропинский хотят насолить гауптшарфюреру Цвейлингу. Они спрятали в вещевом складе, в правом дальнем углу, еврейского ребенка…»

Рейнебот перечел записку несколько раз.

«Заключенный из вещевой камеры», — гласила подпись.

Рейнеботу вдруг припомнилась вчерашняя маленькая сцена с Цвейлингом. Тот открыл дверь, растерянно остановился на пороге, потом смущенно пробормотав приветствие, удалился.

Рейнебот свистнул сквозь зубы и сунул записку в карман. Позже он показал ее Клуттигу. Тот тоже перечитал ее несколько раз, не понимая, в чем дело. Он закрыл воспаленные глаза, и в толстых стеклах его очков резко преломился свет.

Рейнебот развалился в кресле за письменным столом.

— Что ты скажешь по поводу подписи?

Клуттиг туповато ответил:

— Чей-то донос.

— Заключенного?

— А чей же еще?

Рейнебот улыбнулся с сознанием своего превосходства.

— Цвейлинга! — сказал он и неторопливо поднялся. Взяв у Клуттига записку, он заговорил резким тоном: — Это написал Цвейлинг, и никто иной!

Глупо-недоуменное лицо Клуттига рассердило Рейнебота.

— Ну как же ты не понимаешь? — желчно напустился он на помощника начальника лагеря. — Дело совершенно ясное. Этот чертов олух спутался с коммунистами, а теперь у него зад чешется.

Клуттиг старался уследить за ходом мысли догадливого молодого коменданта. Тот заложил левую руку за спину и сунул большой палец правой руки за борт кителя. Тот шагал он перед Клуттигом взад и вперед, и слова его были полны цинизма.

— Не угодно ли господину гаупштурмфюреру сравнить сообщение высокочтимого ВКВ[2] с передачей англичан?

Он остановился перед Клуттигом и, повысив голос, продолжал: