В воздушных боях. Балтийское небо

Кувшинников не отказался, и они просидели за столом почти весь вечер. Когда принесенная Степановым бутылка опустела, Кувшинников, раздобрев, решил угостить Степанова. Полез в чемодан, достал флягу, налил по чарке, выпили.

— Какая то стерва слила из моей фляги водку и налила туда воды, — сказал с возмущением Кувшинников.

— Эта стерва я, — сказал Степанов, — эту водку мы только что с тобой пили. При случае отдам!

Степанов знал: Кувшинников не пьет «наркомовскую порцию» и сливает ее во флягу. И, выбрав момент, когда Кувшинникова не было в своей землянке, он забрался в чемодан и слил водку.

^{Командир 3-й эскадрильи И. И. Голосов. Погиб под Кенигсбергом в апреле 1945 г.}

Вместо Кувшинникова в нашу эскадрилью пришел капитан Иван Ильич Голосов. Мы находились в землянке, я ждал телефонного звонка из штаба полка на получение приказа на аэрофоторазведку. Отворилась дверь в землянку, и перед нами предстал среднего роста капитан, грудь которого украшали два ордена Красного Знамени и орден Александра Невского.

— Здравствуйте, товарищи! — обратился он к нам, и это прозвучало как-то просто, по-домашнему. — Назначен к вам командиром!

Мы поняли, что это Голосов, о котором мы много слышали. Капитан воевал с первых дней войны, и к этому дню совершил сотни боевых вылетов. У нас говорили, что при штурмовках врага Голосов уничтожил около 2000 солдат и офицеров.

Он был хорошо сложен, приятное симпатичное лицо, немного суровое. Хорошо пригнанная форма говорила об аккуратности нового командира.

Подойдя к нему, я представился:

— Старший лейтенант Лашкевич.

— Я много о тебе слышал и представлял тебя по-другому. Мне казалось, что ты высокий, крупного телосложения, а ты, как и все истребители, — среднего роста и ничем не выделяешься!

В это время прозвенел телефон. На другом конце провода был майор Обухов.

— Лашкевич, надо сфотографировать остров Сомерс и, пройдя по побережью к Ловизе, на ее мысу обнаружить зенитную батарею. Ты ее так просто не увидишь, снижайся до высоты 1500 метров, стрельни по этому мысу, обнаружь ее и сфотографируй.

— Есть, товарищ майор! — ответил я Обухову.

Голосов задержал меня и говорит:

— Подожди!

Он взял телефон, переговорил с Мироненко и, глядя на меня, проговорил в трубку:

— Будем знакомиться в полете!

На разведку мы пошли с ним парой. Остров Сомерс я сфотографировал с высоты 3000 метров. Проходя вдоль южного побережья Финляндии, я рассматривал на мысу зенитную батарею, как вдруг Голосов резко развернулся на меня. Я тут же развернулся на него, и получился встречный разворот «все вдруг» на 180°. Развернувшись, я только сейчас заметил проскочившую нам в лоб пару ФВ-190. Увлекшись поиском батарей, я прозевал самолеты противника. Но истребители противника в бой вступать не хотели, и мы пошли дальше по маршруту разведки. Снизившись до 1500 метров, я шарил глазами среди густых сосен, разыскивая вражескую батарею. Что-то похожее показалось внизу. Она была хорошо замаскирована! Передав по радио Голосову: «Я спикирую на батарею, прикрой меня!» — я пошел в пикирование. На пикировании мне было видно, как зенитчики разбрасывали маскировку и готовили орудие к бою. Хорошо прицелившись, я пустил в батарею очередь из всех точек и, выйдя в горизонтальный полет, сфотографировал ее.

Задачу мы выполнили. Знакомство состоялось в полете, и с этого дня у нас завязалась хорошая, крепкая дружба.

Я уже говорил, что из числа молодых пилотов мне приглянулся Костя Милютин: скромный парень с хорошей техникой пилотирования. Все полеты на разведку кораблей противника днем мы выполняли с ним. Ночную разведку я выполнял один. Вскоре мы совершили более полсотни полетов на разведку. По нашим данным, штурмовики наносили крепкие удары, которые мы же и фотографировали спустя 30 минут после сброса штурмовиками бомб.

Милютина, получившего небольшой боевой опыт, вскоре направили на учебу в Школу воздушного боя. Указом Президиума Верховного Совета его наградили орденом Красного Знамени, я же за разведку был награжден третьим орденом Красного Знамени.