Погода очень изменчива. Солнце редко появляется в низкой, серой облачности. Ночью где-то вдали было сильное торошение, но у нас спокойно, штиль.
Консультировался со Спириным об использовании солнечного указателя курса при полете к ним. Это очень сложно, так как вследствие сближения меридианов в точке, полюса на расстоянии 100 километров нам придется пересекать почти четыре с половиной часовых пояса. А это значит, что курс полета за 38 минут должен измениться на 64°. Вообще вопросы аэронавигации здесь очень интересны и сложны.
Наши новью координаты: широта 88°50′, долгота 103°. За сутки дрейф составил 16 миль.
Лагерь папанинцев несет на юг по меридиану 36° западному, а нас относит ломаным курсом, и тоже на юг, вдоль меридиана 100—103°.
Сегодня весь экипаж побрился, привел себя в порядок. Борьба с торосами не ослабевает. У Козлова появились первые признаки снежной слепоты, глаза красные, воспаленные. Все надели светофильтры, но в них работать очень тяжело, жарко, часто приходится протирать.
Взял пробу воды из океана. Толщина льда доходит до 355 сантиметров. Определили истинный курс на лагерь папанинцев; при пользовании системой квазимеридианов[2]
он равен 165°. Без этих условных меридианов в районе географического полюса определиться невозможно — ведь здесь нет других стран света, кругом юг.Устаем здорово. Но как изумительно хороши минуты перед сном в палатке с горящим примусом! Тепло, сухо. Тимофеев читает нам «Евгения Онегина». Засыпаем быстро, что таить. Нередко томик Пушкина выпадает из рук чтеца раньше, чем мощный храп слушателей потрясет стены палатки.
Связь с лагерем идет с перебоями. Лопнул приводной ремень, а изготовленные из сыромятной кожи рвутся через 1—2 минуты, так как шкив делает 4000 оборотов в минуту.
Но связь надо держать во что бы то ни стало, ибо радио для нас — все.
Тимофеева назначили «губернатором» полюса. Аэродром готов, размер его 700 на 60 метров, но при таком ветре нам не взлететь, необходимо, чтобы он дул вдоль дорожки. К вечеру сильный туман и гололед. Солнца нет уже два дня. Дрейфуем, но куда — определить не можем.
В 24 часа 30 минут говорил со Шмидтом через микрофон. Он сообщил, что первой погодой вылетают к нам. Просил во что бы то ни стало поддерживать связь.
Все спят после восемнадцатичасовой работы на аэродроме. На радиовахте вдвоем с Мазуруком.
Сплошная облачность. Ветер северный, 4—5 баллов, температура —1°.
На аэродроме осталось только пробить рулежную дорожку от стоянки самолета.
В 12 часов опять говорил с лагерем. К микрофону подходили Ритслянд, Орлов и Гутовский. Остальные спали.
Удалось поймать солнце. Координаты: широта 88°58′, долгота 98°00′ западная. Координаты лагеря 88°59′, долгота 30°00′ западная. Мы дрейфуем на одной широте.
Магнитные компасы в течение суток колеблются от +5 до +7°. Что это — вращение льдины или магнитное возмущение? Определил магнитное склонение: 158°.
Впервые имею свободное время. Пошел бродить с Веселым по льдине. При полной облачности, когда тени отсутствуют, все неровности сливаются с молочно-белым фоном горизонта так тонко, что не замечаешь совершенно отвесных заснеженных стенок торосов и чувствуешь их лишь тогда, когда ударяешься лбом или, спотыкаясь, падаешь в снег. Даже Веселый, и тот попадает в это глупое положение, когда с размаха летит вниз или тыкается носом в сугробы.
Вот оно, «белое безмолвие» Джека Лондона! Бесконечные, немые просторы, хаос ледяных нагромождений. Веселый ни на шаг не отходит от меня. Неужели он чувствует под собой четырехкилометровую глубину океана?