«В заговоре против пустоты и небытия». Неотрадиционализм в русской литературе XX века

В последние несколько десятилетий традиционалистская проблематика преимущественно ассоциируется с известным направлением в философии и культурологии, опирающимся на идеи Р. Генона, Ю. Эволы, М. Элиаде – мыслителей и ученых, занимавшихся осмыслением и апологией «традиционных» (архаичных, «исконных») моделей культуры (в современном российском контексте линию Р. Генона, например, активно разрабатывает философ А. Дугин). Популярность названной линии мысли отражает усилившееся в XX веке – как бы в противовес прогрессистской и неолиберальной идеологии – стремление «вернуться к первоистокам», искусственно возродить «наивные», архаические, якобы исполненные цельности и «космической» гармонии, а в сущности – примитивные (в случае Р. Генона – доисторические) доминанты сознания. Радикальность такого рода интенций (подвергшихся неизбежной вульгаризации в массовом восприятии и взятых на вооружение некоторыми агрессивными течениями «новых правых»), их очевидная культурная «вторичность» позволяет усматривать в них несомненную романтикоутопическую и даже ультрамодернистскую подоснову[123]. При этом концептуальным стержнем «традиционализма» геноновского типа является обоснование таких представлений о примордиальной Традиции (лат. primordialis, фр. primordiale – изначальная, исконная, первозданная), которые акцентируют гностические, иррационально-эзотерические и, в конечном счете, оккультные аспекты Предания, квалифицируют исконную мудрость предков как внекультурное по своему характеру «тайное знание» и в силу этого оказываются несовместимыми с эллинско-христианскими идеалами логоцентричности, историзма и культурного творчества. Ввиду сказанного мы считаем принципиально важным отмежеваться от такого рода концепций как от имеющих мало общего с теми трактовками традиции и традиционализма, на которые мы собираемся опираться.

Кроме названных мыслителей концепт традиционализма разрабатывали и другие ученые (С. Уилсон, Э. Шилз, К. Манхейм, С. Аверинцев и т. д.). Большинство из них так или иначе акцентировали различие между стихийной (бессознательной) традиционностью архаических обществ, не мысливших бытия вне единого для всех образца и канона, и осознанным традиционализмом позднейших исторических формаций, тяготеющим к саморефлексии и системности. Инстинктивную конвенциональность фольклорномифологической стадии развития именовали по-разному: «традиционизмом» (С. Уилсон), «примитивным традиционализмом» (Э. Шилз), «дорефлективным традиционализмом» (С. Аверинцев) и т. д. Однако со временем термин «традиционализм» стал применяться преимущественно для характеристики тех линий мышления, которые культивируют сознательно-концептуальное восприятие традиции как ценности. Их возникновение сделалось возможным лишь в так называемое «осевое время» (термин К. Ясперса)[124], когда исконный «синкретизм»[125] уступил место культурной дифференциации. В качестве же самостоятельной философской проблемы вопрос о традиции по-настоящему был осознан только в Новое время, когда сама необходимость неукоснительного подчинения авторитету предания была поставлена под сомнение. В XIX веке выделяется религиозно-философское течение традиционализма – явление преимущественно французское, связанное с консервативным римско-католическим богословием (Ж. де Местр, Л. де Бональд, Ф. де Оливе, Ф. де Шатобриан, Ф. Ламеннэ и др.). Появляются и другие доктрины, преследующие цель философского обоснования преемственности в ответ на вызовы новейшего критицизма. Американский социолог Эдвард Шилз в середине XX века предложил называть такой умышленно-апологетический традиционализм «идеологическим». Впоследствии польский историк и социолог Ежи Шацкий, не отказываясь от терминологии Шилза, постарается избавить понятие «традиционализм» от негативных коннотаций[126].