В захолустье моём пасторальном…

Не высечь в сердце к Родине любовь

Ни свистоплюйством, ни терновой веткой!

Не запылить вам синие глаза,

Не очерствить мне душу суховеем,

Пока цветёт над Русью бирюза

И Божиим теплом от неба веет.

И пусть мороз коробит руки мне,

Я их согрею – к сердцу приложив, и

Скажу, что здесь в заснеженной стране,

Теплей мне, чем в Египте и Алжире.

Пусть снег летит за шиворот одежд,

Но я не дрогну – дух бурлит во плоти!

Живут над Русью Ангелы надежд, –

И крыльями вздымают снег на взлёте!

А там, под настом чёрствым, ждёт земля,

Когда апрель расплавит снег хрустящий.

И вновь заплачет Русь в родных полях,

Как после родов женщина – от счастья!

Снег летит с небес туманных

Снег летит с небес туманных, –

В высь не нагляжусь я!

То ли снег, а то ли манна,

Господи Иисусе?..

Не жалей крупы небесной,

Сыпь да сыпь с лихвою, –

Дай вкусить семян чудесных

На просторе вольном!

Ветер – в пляс, а снег взмывает,

Над равниной кружит.

Может это стынь земная,

Может чьи-то души?..

Там, где вихрь крутит снежный,

Мысль во мгле прозрел я:

Впереди – жизнь еле брезжит,

За спиной – сгорела.

Не познать там вкуса жизни,

Где нет чувства смерти.

Страшно стать на свете лишним

В миг один, – поверьте.

Страшно стать планете чуждым,

Бросить крест в бессилье.

Счастье – быть кому-то нужным,

И тебе, Россия!

Счастье – ей помочь хоть чем-то,

Вклад внести народный

До тех пор, когда отчертит

Бог на свете срок мой.

Вновь душа с духовной волей

В голове бушует, –

Просто я Россией болен,

Просто ей дышу я!

Оттого досадно маюсь

Я в духовной жажде,

Что порой совсем не знаю

Чем помочь ей даже?!

Мне б, Господь, такие руки

Чтоб я смог всецело

Враз поднять Россию в муках

Не словцом, а делом!

Только ветер свищет глухо:

«Наш удел здесь Божий:

Не поднять руками дух ей,

А глаголом можно!

Потому поэт в России

Не слагатель – больше:

Проводник духовной силы

И глаголов Божьих.

Потому и Русь не рухнет

В бедах злых на спину,

Что даёт сил Высший дух ей

Из небес глубинных.

… И над полем богомольным

Сердце вновь забьётся

В такт со звоном колокольным

До небес – до солнца!

И стихи, как снег, поднимет

Ветер в пламень синий,

Чтоб Господь на жизнь отныне

Вдохновил Россию!

Дорога жизни

"Дорога жизни" – Ладожский простор,

Ледовый путь и в жизнь, и прямо в Вечность.

Как узок был к той жизни коридор,

А в Мир иной – широк и бесконечен.

Здесь, как и прежде, –  буйные ветра,

Но двадцать первый век за ворот дует!

Маяк Осиновецкий режет мрак,

Как бледный месяц призрачность пустую.

Мне ветер стылый мысли ворошит,

Как снег на льду, где чудится сквозь вьюгу

Железный караван – поток машин,

Блокадный хлеб везущий друг за другом.

Прямой наводкой – путь на Ленинград,

В ночи (хоть глаз коли!) по хрупкой трассе,

Где курс один: вперёд, сквозь минный град

Иль в Царствие Небес – попал, коль, трассер!

Повсюду взрывы, дыбом лёд встаёт.

– Ты жми, браток, на газ, покуда жмётся!

А смерть "клещом" вцепилась прям в капот,

Над лобовым стеклом в лицо смеётся!

Но караван идёт. Быстрее ход!

Там город ждёт муки и малость хлеба.

Вдруг вспышка за стеклом! И "Мессер" бьёт!

Передний встал и вздыбил фары в небо…

Пошёл под лёд. Но отступать нельзя!

И жмут на газ ребята, что есть мочи.

Но здесь кругом вода, а не земля:

Воронки вдоль пути, и нет обочин.

А в этот миг там, где-то у станка,

В цеху промёрзшем на блокадной суше,

Ключ выронит вдруг детская рука…

Но караван дойдёт! С ним – хлеб насущный!

…А сколько было тех, кто уходил

Под лёд весенний на гружённом "Газе",

Сжимая руль свой из последних сил…

Но шли вперёд, а значит – в Вечность сразу!

Огни мерцают в мареве снегов:

То ярко маякнут, а то погаснут,

Как свет от фар – сигнал грузовиков,

Блуждающих на той бессмертной трассе…

На рассвете

Проснусь едва от стука веток ивы,

Шагну с крыльца в рассвет под синью грёз,

Где зреют звуки в пахнущей крапиве,

Где дремлет Русь под шелесты берёз.

О, сколько стран прекрасных на планете

За горизонтом дальней стороны,

Но хлебнее России в мире нету,

И не сыскать берёзовей страны.

Не наглядеться мне на свет безликий,

Не надышаться воздухом лесным.

Кукушка за холмом рассвет окликнет,

И станет снова частью тишины.

Мы здесь живём у Бога на примете –

Он в душу нашу русскую глядит!

А я смотрю, как в поле пляшет ветер,

И раздувает солнце впереди.

Я подойду к реке неторопливо,

Взгляну на жар небесного огня.

Как будто кто-то из тени в крапиве

Зовёт сюда приветливо меня.

Не спит река, течёт в поля густые,

Как жизнь моя, течёт по руслам вновь:

Худое русло – чувства, что остыли.

Бескрайнее – к Отечеству любовь!

Мне с берега крутого зримей дальше

Туда – за холм высокий, как Парнас,

Где сбережёт Россия души наши,

Где сбережёт Господь Россию в нас.

…Рассвет багряным яблоком налился,

И птичий щебет где-то прозвенел:

Иль, может быть, птенец в тот миг родился,

Иль Бог на Русь безмолвно посмотрел?!

Одинокая церковь

Одинокая церковь стоит у чащобы сосновой.

Захолустье. Сверчки. И крапивное войско окрест.

Тишина здесь такая, что кажется, тайное слово

Нам вот-вот проглаголет Господь из вечерних небес.

Разбежаться бы мне и, как в детстве, нырнуть прямо в речку

С василькового луга, да так – чтоб вода с берегов!

Подкосились вдруг ноги. Плетусь. И неспешно навстречу