В закрытом гарнизоне 3. Сборник рассказов

Спустя десять минут, облаченные в отутюженные клеша и форменки и сдвинув на затылок щегольские бескозырки, мы звеним подковками надраенных до зеркального блеска хромачей по верхней палубе, тычем в нос верхневахтенному увольнительные и, козырнув развевающемуся на корме флагу, быстро скатываемся с крутого трапа плавбазы на причал.

Миновав его обширную пустоту, дружно рубим шаг по деревянному тротуару КПП с дремлющей у закрытого шлагбаума вооруженной допотопным наганом ВОХРой и выходим на одну из припортовых улиц.

Она застроена двухквартирными щитовыми домами с цветущей в палисадниках сиренью и в ее душистом запахе мы следуем дальше.

Вскоре улица заканчивается, ее сменяет массив новостроек, и мы оказываемся в городе. В эти утренние часы он просторен, чист и безлюден. Изредка по широким, обсаженным деревьями проспектам проносятся полупустые пассажирские автобусы или военные грузовики, редкие прохожие следуют по свои делам.

И это не удивительно. Практически все население Северодвинска – судостроители и военные моряки, занимаются своей повседневной деятельностью в цехах засекреченного СМП*и в море, а вернувшиеся оттуда отдыхают.

У центрального универмага мы пытаемся завести знакомство с двумя явно скучающими симпатичными девчонками, но дальнейшему развертыванию событий мешает появившийся неподалеку патруль.

– Ко мне! – делает нам знак рукой монолитно шагающий в центре здоровенный старший лейтенант, и под задорный смех девчат мы быстро рысим к блюстителям порядка.

За несколько шагов до них переходим на строевой шаг, бросаем руки к виску и принимаем подобие строевой стойки.

– Тэ-экс, – критически окидывает нас взглядом старлей, – документы.

Стоящие с двух сторон от него курсанты местной школы мичманов делают начальственные рожи и ухмыляются.

Мы с Витькой извлекаем из рукавов форменок военные билеты с вложенными в них увольнительными и поочередно протягиваем их начальнику.

– Так откуда вы сюда прибыли? – перелистывает страницы офицер.

– Из Гаджиево, для приемки нового корабля.

– Ну-ну, – благодушно гудит он и похлопывает нашими книжицами по ладони. – А почему в увольнении во время боевой подготовки?

– Направлены помощником командира для хозяйственных покупок.

– И вместо этого трепитесь с девицами?

– Да это мы так, между делом.

– А еще, товарищ старший лейтенант, у них форма неуставная, – подобострастно заявляет один из курсантов. – Клеша заширены, а форменки заужены. Непорядок.

– Ладно, Яковлев, не сепетись, послужишь и у тебя такие будут, – осаживает уставника начальник.

– Можете быть свободными,– возвращает нам документы, а его подчиненные изображают разочарование.

Когда патруль удаляется, мы с Витькой облегченно вздыхаем и топаем в универмаг, от греха подальше.

– А сундучонок* то с гнильцой, – недовольно брюзжит Витька. – Надо его отловить в субботу в увольнении и накидать банок.

– Надо, – соглашаюсь я. – Что б служба раем не казалась.

Купив все необходимое, решаем снять возникший от нежелательного общения с патрулями стресс и тенистыми переулками направляемся в расположенный неподалеку от парка небольшой магазинчик.

В нем, у знакомой продавщицы, покупаем две бутылки портвейна и пару плавленых сырков, после чего ныряем в парк, где находим заветную лужайку. Она покрыта зеленой травой, окружена цветущей сиренью и практически скрыта от посторонних глаз.

Там мы усаживаемся на прогретую солнцем землю, сковыриваем с горлышек жестяные кепочки и не спеша смакуем вино. Оно терпкое, пахнет мускатом и приятно освежает. Затем сдергиваем фольгу с сырков, и неспешно закусываем.

– Хорошо, – щурит выпуклые глаза Витька.

– Не то слово, – киваю я, и мы снова прикладываемся к бутылкам.

Портвейн чуть туманит наши головы, мы закуриваем и лениво перебрасываемся словами.

Высоко в небе плывут белоснежные облака, где-то в заливе грустно кричат чайки, на душе благостно и спокойно.

– Вот так бы и припухал до самого ДМБ, улегшись на спину и заложив руки за голову, – мечтательно бормочет Витька.

– Хорошо бы, – соглашаюсь я с приятелем. – Полтора года припухать не хило.

После этого мы надолго замолкаем, и каждый думает о своем.

Ровно в полдень, когда солнце стоит в зените, мы возвращаемся на плавбазу и отчитываемся перед помощником о покупках.

– Молодца, хорошо служите, – кивает он рыжей головой. И вручает нам премиальные – серебряный рубль.

Чайный клипер

– Ух ты! – раздаются восхищенные возгласы в кубрике, и в углу затихает грохот костяшек.

Стоя в центре, штурманский электрик Серега Антоненко победно оглядывает сослуживцев, а те, возбужденно сопя и отталкивая друг друга, окружают стоящий перед ним раскладной стол.

На нем, в мягком свете подволочных плафонов, словно возникший из рассказов Грина, красуется парусник, а точнее его модель, искусно выполненная из дерева, меди и других материалов.

Стремительные обводы корпуса, стройные с парусами мачты и туго натянутый такелаж, создают иллюзию движения, что всем очень нравится.

– Слышь, Серега, это че, фрегат? – восхищенно пялится на парусник, пробившийся в первый ряд боцман Мишка Осипенко.