В Замок

— Что это значит? — кивнув головой в сторону деревенских, спросил К. Хозяина, который тоже вышел на площадь.

— Они будут сопровождать вас к Лаземанну, красильщику, потому как мы не уверены, что одни вы найдете туда дорогу. В дом этого человека вы завернули отдохнуть, когда первый раз пошли гулять по округе.

— А повозок сегодня не дадут?

— Да тут недалеко, — сказал Хозяин.

— И все эти люди пойдут со мной? Их так много.

— Идти можно всем, кто хочет, — вмешался Учитель, внезапно оказавшийся рядом с ними. — Ночью из Замка поступило указание касательно данного вопроса. Вас тогда уже не было в трактирной зале. Сопровождать вас разрешено всем, кому захочется. К полудню, вероятно, с вами пойдут не меньше половины всех жителей Деревни, люди-то знают, по какой дороге вы пойдете.

— Не вижу причин для скопления народа, — запротестовал К. Мысль о том, что на него будут глазеть, как на диковинного зверя, будут следить за каждым его вздохом, была малоприятной.

— Э, нет, — возразил Учитель. — Причина имеется, только вы, видно, о ней не знаете. Прискорбный факт, но изменить ничего нельзя. Я тоже не могу и не хочу принимать какие-то меры против вашей несообразительности, да я и не вправе вмешиваться, потому что, вмешавшись, я в лучшем случае выступил бы от своего имени, а это недостаточно. Как видите, я все-таки пришел. Есть слабая надежда.

— Надежда?

— Забудьте мои слова. Если вы готовы, мы идем с вами. Готовы?

К. кивнул и сказал:

— Готов я был всегда. — Голос его прозвучал как бы издалека, словно донесся из глубины замкнувшегося в себе одиночества, из его центра, куда ударяли всякое послание и всякое чувство, подобно брошенному вдаль бумерангу, который возвращается и поражает того, кто его метнул. Учитель с озабоченным видом покосился на К.

— Вы хорошо себя чувствуете?

— Хорошо.

— Фрида сказала, вы вчера...

— Вчера было вчера, — перебил К.

— Тогда в путь! -скомандовал Учитель и первым зашагал вперед, К. за ним, после некоторого колебания следом потянулись и деревенские. Они направились по главной улице, мимо домов, стоявших с закрытыми ставнями, затем свернули и пошли вдоль крестьянских дворов, потом через небольшой луг, застывший от утреннего мороза; деревенские слегка отстали, держась на некотором расстоянии от К., словно не хотели идти рядом с ним.

К. устраивало, что люди остерегались или избегали его. Все предвещало ослепительный день, — нет, не сегодняшний — другой день, полный победоносного, все разбивающего солнца, когда невозможно представить себе холод, когда в солнечных лучах растает и растечется оцепенение, последнее препятствие на пути к радостной гибели. Но сегодняшний день был сотворен из сумрака, и когда люди переходили ручей, в молчании, большими шагами, которые с мучительным трудом совершали их тела, казавшиеся окаменелыми, К. увидел, что застыло даже течение ручья. Не раздавалось ни звука. И все же тишина звучала — угрюмо и мрачно. Травы, которые днем раньше начали пробиваться из-под земли, торчали жесткими перьями, свинцово-серые, неподвижные тени застилали поверхность воды. Земля затаилась и ждала, — казалось, ждала решения.

Они снова вышли на деревенскую улицу.

— Этой дорогой вы раньше не ходили, — сказал Учитель. — Она короче. Я решил сократить путь, все равно вы на старой дороге ничего бы не вспомнили и не узнали. Тогда, после вашего прибытия, все было занесено глубоким снегом, дорогу невозможно было отличить от лугов, и дома снаружи все одинаковы под снежными одеялами.

— Да ведь мы идем к Замку, — вдруг сообразил К.

— Конечно, — подтвердил Учитель. — Вы и тогда довольно близко подошли к Замку.

— А почему я не пошел дальше?

— Что-что? — переспросил Учитель. — Дальше, думаю, вы и сегодня не пойдете. Не сомневаюсь, — опередил он возражения К., — дорогу вы знаете. Как будто это имеет значение!

В эту минуту в окне, внезапно распахнувшееся среди облаков, показалось солнце. К. воспринял это как знак.

— «Врата открыты»[6], — сказал он тихо и слегка шутливо, но кое-кто из крестьян все-таки расслышал, и деревенские уставились на К., разинув рты.

— Вход в Замок — на вершине горы, а не в облаках, — сухо заметил Учитель. К. остановился и, прикрыв глаза ладонью, посмотрел на небо: в нем началась буйная игра красок, которая с меньшей яркостью повторялась и на земле. Задул ветер, разорвал пелену облаков и погнал прочь туман. Крестьяне глубже нахлобучили шапки, К., напротив, не придерживал свой развевающийся плащ и наслаждался беспокойством природы.

— Снова движение, — сказал он. — Вы слышите?

— Мало ли что слышишь, — пробормотал Учитель и поднял воротник своей куртки.

Они пошли дальше по деревенской улице, свернули в какой-то проулок, где теснились приземистые крестьянские домишки, и, наконец, остановились перед одним. Домишко был крохотный, с оконцами у самой земли, с деревянной, облупившейся и обшарпанной крашеной дверью, к которой с улицы спускались четыре ступеньки. К. медлил в нерешительности.

— Входите же, — сказал Учитель. — Вас там ждут. — Но тут дверь и сама открылась.