В заповедной глуши

За окном было бело. Снег выпал всего два дня назад после бесснежного декабря — неглубокий, еле-еле, но укрыл всё и пока что держался. На деревьях нависли облака инея. Мир был безмолвен и холоден.

Вальке показалось вдруг, что нет никого за его спиной — в комнатах. Что он совсем-совсем один — стоит возле окна и ждёт, сам не зная, чего. Может быть, он один на всей планете? И ничего, никого больше нет — заснеженные леса под равнодушным звёздным небом, дом — и в нём он, Валька Каховский.

Он дыхнул на окно и написал по туманному пятну на стекле:

Мама.

Отец.

Я один.

Слова уплыли куда-то в тёмную глубину. Валька нарисовал стрелку и подписал:

Я хочу домой.

Можно выучить тысячу и миллион красивых (и правильных!) слов. Но всё равно в один стеклянно-ясный момент то отчётливо понимаешь: тебе четырнадцать лет и больше любых подвигов и свершений на свете, больше славы и приключений ты хочешь просто увидеть маму — маму, которую ты не видел больше семи месяцев, маму, с которой тебе даже не дали обняться на прощанье. И от этого понимания не защититься и не отбиться ничем. Никак.

И из чёрных дверей веет в спину пустым холодом. От этого дыхания не спасает АВГЭ и тёплая одежда.

Валька ткнулся лбом в стекло.

С кем угодно, но не с ним. Весь мир может рухнуть, но его — его должен остаться.

— Naneth,[69] — прошептал он, — mell, meleth…[70] — и судорожно вздохнул. Звуками никогда не существовавшего языка он хотел сделать несуществующим, шуточным своё горе. Но вместо этого чужие слова вдруг обрели жизнь и тоже пропитались горем.

И всё-таки что-то изменилось. Валька не сразу понял — что именно. Но уже через миг различил за деревьями движущиеся огоньки и замер удивлённо. Потом распахнул двойную раму. В комнату влился холод… но вместе с ним влилась и приближающаяся песня, которую дурашливым хором пели в лесу звонкие голоса:

— Новый Год настаёт!

С Новым годом,

с новым счастьем!

Время мчится вперёд!

Серый волк уже не страшен!

— Э! — крикнул Валька, оборачиваясь в комнаты: — Э, к нам гости!!!

* * *

— …и тут Генка срывается в воду и начинает по-серьёзке тонуть. А Сергей Степанович становится цветом — во, как свёкла в салате! — и орёт на весь берег: "Кто разрешил купаться?!"…

— Прекрати руками жрать, вилка же есть…

— …а он спрашивает: "А почему у вас тут указателей нет, если такой хороший пляж?" А Алька ему говорит: "Да вы гляньте, сколько тут людей! А что было б, если бы мы ещё и написали, как сюда добираться?!"…

— …это — говорит — наша национальная привычка, вас не смущает? Тогда отец ему отвечает: "Да ладно, кладите на стол уж и все четыре копыта…"