В заповедной глуши

— Пошли, — и повёл Витьку в другую комнату. Стал говорить, как ему нравятся мальчишки, уговаривать не бояться, что он всё сделает хорошо, а Витьке только потерпеть надо. Потом посадил мальчишку рядом, начал ласкать — уже по-настоящему ласкать, уложил на живот…

— Витька не сопротивлялся и не помогал, так просто, гнулся, куда гнули и почему-то думал: а вот уснуть бы сейчас. И вдруг… его посадили. Парень посмотрел Витьке в глаза — диким таким взглядом, что тот испугался и немного ожил — сквозь зубы выматерился и неожиданно поволок мальчишку к двери! Выбросил на лестничную площадку — Витька не удержался, грохнулся плечом в стенку, упал, — а следом полетели джинсы, трусы, майка. Витька сидел голый, ничего не делая. Долго сидел, потом лифт скрипнул где-то внизу, мальчишка встал, начал одеваться. Егозаколотило — так затрясло, что он никуда не мог попасть, опять сел, а его било, зубы стучали, пальцы на ногах сами скрючились, как когти. Опять распахивается дверь, вылетел какой-то пакет, и этот парень аж с визгом заорал:

— Уё…вай отсюда на х…! — и с треском захлопнул дверь.

Кое-как Витька оделся, взял пакет (почему-то показалось, что он его, хотя не было у Витьки никакого пакета). В лифте обблевался — всем, что съел — и подумал длинно: "Жалко, хоть какая-то польза была бы…"

Ну и вроде как проснулся.

Как же он дунул от подъезда! Чуть ли не весь мост — километра два — до правого берега пробежал… А там в кустах возле лодочной станции поуспокоился и только теперь увидел пакет в руке. Иполез в него.

Во-первых, там были фотки. Ещё — еда. Консервы какие-то, нарезки колбасные, хлеб, печенье, шоколадка, всё вразнобой, видно было, что просто швыряли подряд, что попадалось. И деньги. Тысячная бумажка.

Витька заревел. Сидел и ревел, никак не мог остановиться. Долго, уже совсем день был, когда он пришёл в себя. Потом умылся, поплавал в этом "море", как называли местные большое водохранилище. Поспал немного на солнце, проснулся уже вроде как в норме, а всё это вспоминалось, как через туман. Фотки тут же порвал на мелочь и зарыл, рвать старался так, чтобы не смотреть. Поел и пошёл по купать обувку и ещё кое-что…

4.

Следующие два месяца Витька опять колесил по центральной России. Но теперь в мальчишке прочно жил страх. Страх надломил его, вытеснил все прочие мысли и чувства — не до конца, но ощутимо. Витька боялся самого себя. То, что казалось ему привычным и естественным — лицо, тело — оказывается, могло вызывать в людях другие чувства. Жуткие и необъяснимые. Ему вспомнилось предостережение Федьки, и он всё чаще шарахался от людей, не стараясь разбираться в их намерениях. И всё чаще голодал… А голод заставлял его не то чтобы забывать правила Федьки, но сознательно пренебрегать ими.