В запредельной синеве

Холодный пот тек по моему телу, и слова не шли из пересохшей глотки. А когда я снова смог говорить, ангел уже исчез, хотя комната еще была наполнена свечением… Страх перед волей Господней испарился, словно утренняя дымка под лучами солнца. Я бросился искать инструменты, необходимые для исполнения обряда, о котором говорил архангел, а остаток дня провел в молитвах. Сон моих сыновей обычно глубок. Со всем тщанием я убедился, что ни один из них ничего не чувствует, и вонзил нож в их плоть, как приказал Господь. Они же, думая, что разбужены ночным кошмаром, пробудились от боли, но не кричали. Зная, что делаю Божье дело и что длань Господня руководит мной, я вошел в комнату шурина, чтобы и над ним свершилось повеление Всевышнего. Я начал обряд, когда внезапно услышал подозрительный шум в комнате дочери. «Сперва завершу то, что должен, – сказал я себе, – а затем займусь остальным». Онофре спал, испуская ветры. То ли потому, что миазмы его тела вызвали у меня тошноту, то ли потому, что я торопился все закончить, но рука моя дрогнула, и нож вонзился шурину в бедро. Дрожа от боли, он проснулся и отшатнулся от меня. Рывком упал я на кровать, зажал его ноги, раздвинул колени и закончил обряд.

Когда я вошел в комнату дочери, то гнев ослепил меня: там в расстегнутых штанах стоял полуголый Жули Рамис. Айна, полуживая от испуга, не знала, куда от меня спрятаться. Я не стал слушать ни объяснений мерзавца, ни пустых обещаний жениться, которые он готов был дать, только бы вырваться на свободу. Я бросился к нему с ножом, но не для того, чтобы и он вошел в народ избранный, заключивший Завет с Господом, а дабы навсегда превратить этого жеребца в мерина. Но поскольку Айна, квохчущая, словно несушка, рванулась защищать любовника, она получила несколько ударов клинком в грудь. Остальное ты знаешь. Я пришел к тебе, поскольку думаю, что дни мои сочтены, и меня это радует: Господь-Вседержитель милостив ко мне, и потому я не увижу позора дочери. Однако я не хотел умереть, не рассказав тебе о Посланнике Божием и о словах его о тебе. Теперь ты знаешь, в чем твое спасение.

– Перестань угрожать мне! – прервал его Шрам. – Если же ты и дальше будешь петь свою песню, я повторю ее отцу Феррандо – и как бы перед смертью тебе не пришлось познакомиться с инквизицией!