В зареве пожара

Мейчик был когда-то зубным врачом и практиковал в маленьком городишке юго-западного края. Судился по делу местной группы Бунда. Был сослан в Сибирь, два года пробыл в ссылке. К этому времени относится его первое знакомство с Рахилью, высланной в Сибирь после массовых провалов на юге России.

Мейчик бежал из ссылки. Добрался до Москвы. Здесь он сошелся с социал-демократами, окунулся с головой в волны революционного движения.

Он всё время поддерживал переписку с Рахилью, пока, наконец, судьба не свела их вновь в большом университетском городе. Здесь они поженились. Счастье молодой четы продолжалось недолго. Мейчик был арестован и просидел в одиночке около полуторых лет. По дороге в ссылку опять бежал. Теперь уж он бесповоротно обрёк себя на нелегальную жизнь.

Рахиль еще шестнадцатилетней девочкой ушла из-за родительского гнева из семьи суровых фанатиков-евреев. Пристроилась в Одессе на гильзовую фабрику. Работала и урывками училась. Её заметил кое-кто из партийных работников, имевших связи с фабрикой. С этого момента будущее Рахили определилось. Молодая энергичная девушка стойко вынесла на своих плечах шесть месяцев предварительного заключения и всю тяжесть пересылки: ночлеги по холодным дымным этапам, грубые окрики часовых, усталость и материальные лишения. Годы ссылки прошли для неё не бесцельно. Среди товарищей ссыльных она нашла поддержку, хороших учителей, книги. Жадно читала, работала над собой, пополняя пробелы своего образования. Далее следовало знакомство с Мейчиком, кратковременное счастье, разлука и опять совместная горячая работа.

В этот город Рахиль и её муж приехали весной прошлого года.

Когда в местном комитете зашла речь о том, кому быть хозяевами конспиративной квартиры, все единогласно остановили выбор на Мейчике.

Действительно, трудно было найти более подходящего человека. Он прекрасно справлялся со своей ролью лавочника. Умел поддерживать добрые отношения с соседями.

… Рахиль хлопотала по хозяйству, заменяла мужа в лавке и по временам помогала товарищам в их типографских работах.

Главным руководителем по устройству и оборудованию типографии был, как мы говорили уже выше, Инженер. Эта партийная кличка принадлежала бывшему студенту политехнического института. Никто из комитетских не знал его настоящего имени. Прошлое этого худощавого блондина с грустными серыми глазами и с болезненным румянцем на щеках можно было охарактеризовать двумя словами: тюрьма и подполье, подполье и тюрьма. По специальности он был электротехник и обладал недюжинными познаниями в этой области. Одиночка и ссылки, голодовки вконец расшатали его не особенно крепкое здоровье. У него развилась чахотка. Условия жизни создавали благоприятную почву для развития болезни. Он и Михаил большую часть времени проводили в своём подвале, выходя подышать чистым воздухом только ночью.

За последние две недели Инженеру сделалось совсем плохо. Он уже не мог работать. Лежал в полубреду.

Развязка приближалась.

Четвёртый товарищ — Михаил, или, как его шутливо называли, Весельчак — был человек угрюмый и несообщительный, философски равнодушный ко всему, что выходило из рамок его прямых обязанностей.

Трудно было сказать, как этот человек попал в подполье. Он молчал по целым дням. Никогда не вмешивался в разговоры товарищей и никого и ничего не критиковал. Никогда не вспоминал о своём прошлом и не высказывал никаких надежд и планов на будущее. Но в его спокойном, методическом исполнении своих обязанностей, его равнодушии к неудобствам обстановки выражалось глубокое сознание долга, какая-то молчаливая скрытая сила, которая невольно импонировала окружающим…

* * *

Текст оригинала был набран. Рахиль выпрямила усталую спину и хрустнула затёкшими пальцами.

— Ну, половина дела сделана. Сейчас я пойду пошлю мужа. Он поможет вам печатать.

Поднявшись наверх, Рахиль разбудила Мейчика, дремавшего около стола. Он зевнул и сладко потянулся.

— Черт побери, как хочется спать! Набрали?

— Да… Михаил ожидает тебя.

— Иду… Инженер, кажется, уснул. В его комнате тихо.

Мейчик спустился в типографию, а Рахиль прибавила огня в лампе и налила себе из оставшегося самовара стакан чаю. Из соседней комнаты доносилось тяжёлое дыхание больного.

Прежде чем лечь спать, Рахиль решила заглянуть к Инженеру. Взяла лампу и осторожно отворила дверь.

Больной лежал на кушетке, головой к дверям, прикрытый пальто и старым пледом. Он был в забытьи. Бледные исхудалые руки, брошенные поверх пледа, казались такими слабыми и беспомощными.

На лбу больного дрожали крупные капли пота. Как ни осторожно ступала Рахиль, шаги её разбудили спящего.

Он поднял глаза, с усилием поправил подушку и тихо спросил:

— Это Вы, Рахиль? Я, кажется, соснул немного… Который теперь час?

— Четыре часа…

— Скорее бы рассвет… Какая длинная, бесконечно длинная ночь… Я плохо спал. Это был скорее мучительный кошмар, а не сон…

— Не дать ли Вам питьё, — заботливо спросила Рахиль, оправляя плед.

— Дайте… У меня сильный жар. Шалит температура.

Больной с жадностью сделал несколько глотков и откинулся на подушку.