В завоеваниях рожденные

— В моем доме, Кеймири, вы будете или уважать меня, или вам придется уйти.

Затар пропустил это мимо ушей:

— Я здесь по государственному делу, давайте пойдем куда-нибудь, где можно спокойно поговорить. В ваши личные комнаты, — добавил он презрительно, — поскольку вы одеты соответственно.

Ламос с глубоким чувством антипатии проводил Затара. Когда они вошли в одну из комнат, Ламос подчеркнуто важно закрыл дверь и включил звуконепроницаемую систему. Но его ирония осталась незаметной.

— Чем могу служить, Великолепный?

Если Затара и раздражал насмешливый тон, он ничем этого не выдал.

— Я добровольно согласился доставить это сообщение, потому что из всех Кеймири я был ближе всех к вашей планете, — пояснил он. Тон выражал нетерпение, Затар явно торопился и не собирался задерживаться. — Говоря честно, я испугался. Вы считаете это приемлемым нарядом для общего зала?

— Что, вот это? — Ламос нежно погладил мягкую поверхность полотенца, жест был вызывающим, он знал это. Ему нравилось раздражать этого человека, который ввалился в его Дом с массой высокомерия на лице, в хорошей физической форме, и осмелился критиковать Ламоса.

— Это очень мягкая материя. Удобно. Люблю яркие цвета.

— Мы все любим! Дело в том, что моя задача — создать Образ, в котором проявится личное самопожертвование, главное — это мощь. Какое значение имеет то, что именно мы предпочитаем? Мы должны заботиться об Образе. Вы можете носить, что хотите, в своих комнатах, традиция позволяет это. Но не там, где вас могут увидеть посторонние.

Ламос презрительно скрестил руки на груди:

— Ваши традиции меня мало интересуют.

— Но они — краеугольный камень нашего общества.

Ламос пожал плечами:

— Меня это не касается.

— Разве? Вы неплохо живете за счет государства, господин Ламос. А что будет, если правительство откажет вам в привилегиях? Вы будете столь же самодовольны? — Он указал на обнаженную руку Ламоса в искреннем негодовании. — Это уже не дело личного удовольствия. Мы не имеем права выставлять кожу для обозрения…

— Ах, вас беспокоят мои обнаженные руки, — Ламос потер ладонь одной руки указательным пальцем другой.

Темные глаза сузились, но Затар не выдал своего гнева:

— Мы, конечно, видели своих людей без перчаток. Не вы изобрели половые различия. Вы хотите подчеркнуть что-то особенное?

Вновь Ламос передернул плечами. Он начал получать удовольствие:

— Я ничего особенного не сделал.

— Это спорно.

— Кеймири, здесь нет законов — только полузабытые традиции, которые мне безразличны. Я тоже высокородный, вы знаете. Вы можете просто… рассказать о том, что вам не понравился мой наряд. С точки зрения закона вам не в чем меня упрекнуть.

Вот! Все сказано.

— Это так. Я прилетел не для того, чтобы критиковать, хотя вы заслужили. Кеймири дали свое формальное согласие, предоставив вам право жить по своему разумению, и, естественно, у нас нет права вмешиваться и выдвигать какие-либо обвинения — лично против вас.

Ламос самодовольно улыбнулся.

— Тем не менее, мы считаем создание Образа для грядущих поколений в нашей юрисдикции. Итак, от имени Совета Кеймири я должен проинформировать вас, что ваш сын получит воспитание в более традиционном Доме браксана, где он станет тем, кем должен стать по праву крови.

Ламос побледнел.

— Что?!

На лице Затара нельзя было прочесть ничего:

— Надеюсь, вы все поняли.

— Вы шутите! — Они шутят. Отдать сына! Неслыханно!

Затар молчал.

— Я не сделаю этого!

В голосе Кеймири зазвенела угроза:

— Я должен передать, что вы против этого решения?

— Нет… нет, и хотел сказать другое.

— Значит я должен передать, что вы возражаете против нашего права принимать такие решения?

— Да… я хотел сказать: нет! — Ламос был испуган. В браксианской истории еще не было случая, чтобы кто-нибудь смог противостоять Кеймири. Для Ламоса выступить против Кеймири означало поступить опрометчиво, это было почти прямое самоубийство.

— Кеймири Затар, вы не понимаете… — он подыскивал нужные слова, — это — МОЙ СЫН.

Теперь настало время улыбаться Затару. Ламос был в панике. Потерять сына… это ужасно! Родную кровь, источник радости, существо, о котором было радостно заботиться, надежду будущих лет! Самый проклятый нищий может растить своих сыновей. Необходимость вырастить ребенка самая естественная потребность человека. И ее должны уважать браксана!

— Кеймири Затар! Скажите, что это неправда, — в его голосе уже не было презрения, тон стал учтивым. — Я не верю, что Совет Кеймири принял это решение.

— Во что вы верите, не имеет значения. Остается факт. Вы должны подчиниться или противопоставить себя закону.

— Но есть же какой-то выход…

Голос Кеймири был холоден:

— Я его не знаю.

Тон абсолютной истины, использованный Затаром, испугал Ламоса еще больше:

— Но может быть… — он забыл о гордости, — я изменюсь и создам Образ…

— Слишком поздно.

— Это — чушь! — он взорвался от гнева — естественное проявление чувств (Да, он уже думает, как они). — Дело только в этом? Все можно решить.

Он ждал ответа Кеймири, затаив дыхание. Затар наслаждался его отчаянием.

— Вам не поверят.

— Я могу продемонстрировать…